Мёртвая жизнь

Герти не была красавицей, хотя и страшненькой ее тоже не назовешь. Самая настоящая серая мышь. Ее неопределенного оттенка волосы, не то не очень темные, не то не слишком светлые, топорщащиеся в совершенном отсутствии прически; правильные, но абсолютно незапоминающиеся черты лица; мешковатая одежда, многочисленными складками скрывающая неизвестные непосвященному достоинства или недостатки фигуры; грубоватый голос и манера речи. В ней ничто не привлекало и ничто не отталкивало. Она была незаметна в толпе. Даже на корабле, где люди работали бок о бок по нескольку месяцев, временами можно было забыть о ее существовании. Но Захару с ней было спокойнее, чем с кем бы то ни было другим из нынешней команды. Возможно, потому что они давно знакомы.

– У тебя хорошо получается. Пируэты эти вот.

– Ага.

Гертруда ловко вывернулась, словно кошка, сорвавшаяся с дерева, и плавно опустилась на ноги. Будто моторчик в ней какой-то спрятан.

– Так что ты там пытался высмотреть? – спросила она.

– А что ты здесь делаешь? Здесь нет никакого планетологического оборудования.

– Скучно, – лаконично ответила Гертруда.

Они оба зависли у огромного иллюминатора. Толку от того, что тот открыт, не было никакого. Будто стекло снаружи черной краской замазали.

– Как ты думаешь – мы здесь навсегда? – не отворачивая лица от черноты за стеклом, спросила Герти. В ее голосе было столько горечи, столько страдания и какой-то замогильной безнадежности, что Захара пробрал озноб, будто от холодного ветерка.

Она, Герти, которой всегда все было до лампочки, которая никогда не участвовала ни в склоках команды, ни в корабельных праздниках, думает о смерти?! Хотя – все о ней думают. Но Захар никак не мог предположить, что Герти так сильно переживает по этому поводу. Сколько он ее знал, она всегда лезла очертя голову в самое пекло, невзирая на риск. Несмотря на опасность не вернуться назад. И вдруг – такая меланхолия.

– Не знаю, – опустив глаза, сказал кибертехник.

Он и правда не знал. Да никто из них не знал. И очень сомнительно, что хоть кто-нибудь верил в спасение.

– Станислав увлечен идеей получить помощь чужих. По-моему, он одержим мыслью о контакте. Даже если при этом придется пожертвовать самим спасением.

Захар с сомнением покачал головой:

– Думаю, нет. Он всего лишь хочет нас занять. Ты же видишь – мы медленно сходим с ума. Мы всего четыре дня здесь, а столько неадекватных действий. Ты же сама говорила…

– Ну, Люциан со Станиславом держатся, – перебила его женщина.

– Станислав устал. И мне кажется, он что-то замышляет. А Лившиц…

– Ты плохо его знаешь, – усмехнулась Гертруда.

– А ты?

– Пойдем, – она потянула его за рукав, явно пытаясь уйти от ответа. – Все равно ничего не видно.

Захар оттолкнулся от покатой стены и оправился в медленный дрейф через весь зал вслед за планетологом. Полет становился неуправляемым – до ближайшей опоры было метров двадцать, а корректировать движение так же хорошо, как Гертруда, Захар не умел.

– Знаешь, что меня гложет?! – крикнул он ей вслед.

– Можешь не рассказывать.

– В этом нет никакого секрета.

На душе сразу стало как-то легче – он решился рассказать о своем странном ощущении. И ничего страшного нет. Глупость какая-то – подумаешь, чужой взгляд он ощущает.

– У меня постоянно возникает чувство…

Вот. Ничего сложного – слова сами слетают с языка. Ничто не сдерживает его, ничто не тормозит. И с головой вроде бы все в порядке.

– Понимаешь, мне кажется…

«Почему-то скрывают».

Два слова добавить осталось.

– Ну… как будто…

Да что же такое происходит? Захар отчаянно боролся с собой. Но слова не хотели выходить из его гортани, они цеплялись за голосовые связки, вязли в ставшем вдруг жестким, как замерзший пластилин, языке и отказывались двигаться дальше. Да и слов не было – Захар просто не знал, как назвать то, что он чувствовал.

И в этот момент Гертруда Хартс закричала. Ее вопль пронзил пространство ангара, будто раскаленный нож кусок масла, сделав тишину обиталища роботов кристальной и звенящей, словно хрусталь, вот-вот готовый разлететься на тысячи осколков.

От неожиданности Захар потерял ориентацию, забарахтался, неуклюже перебирая конечностями, и со всего размаха влетел головой в живот Герти. Женщина согнулась пополам, задохнувшись, и отлетела назад, к стене. Вопль оборвался.

Кибертехнику наконец удалось остановиться. Прямо перед ним, шумно пыхтя в попытке восстановить дыхание, скорчилась Герти. Глаза ее были широко раскрыты и смотрели куда-то за спину Захара. В полутьму обширного зала. И они были полны ужаса.

Захар резко обернулся, но, кроме мирно дремлющих киберов, ничего не увидел. Только…

Только оттуда кто-то смотрел. Тяжким изучающим взглядом. Взглядом существа, не способного определиться, как быть с объектом наблюдения, – бояться, игнорировать, растоптать или попытаться заговорить с ним.

– Не… надо… Ничего… не… говори, – сквозь свистящие вздохи произнесла Гертруда.

– Все знают… – не то спросил, не то подтвердил Захар.

Планетолог молча кивнула.