Мёртвая зона

29 декабря 1975 г.

Дорогой Джонни, за шестнадцать лет моего пребывания на административном посту в школе ни одно письмо, пожалуй, не давалось мне с таким трудом и душевной болью. И не только потому, что Вы хороший друг, но и потому, что Вы – чертовски хороший преподаватель. Этим, правда, не подсластишь пилюлю, так стоит ли пытаться?

Вчера вечером состоялось специальное заседание школьного совета (по просьбе двух членов, чьих имен я не стану называть, – они входили в совет еще при Вас, так что Вы, думаю, догадаетесь, о ком речь), и пятью голосами против двух было решено ходатайствовать об аннулировании Вашего контракта. Основание: Вы слишком противоречивая фигура, чтобы быть хорошим преподавателем. Все это так гадко, что я сам едва не подал в отставку. Если бы не Морин и дети, скорее всего этим бы и кончилось. Вот ведь свинство. Похуже, чем запрещение романов «Кролик, беги!» и «Над пропастью во ржи». Куда хуже. Хоть нос затыкай.

Я им так и сказал, но с равным успехом я мог говорить с ними на эсперанто или на тарабарском языке. Им достаточно того, что Ваша фотография была в «Ньюсуик» и в «Нью-йорк таймс», а сама история в Касл-Роке освещалась телевидением на всю страну. Слишком противоречивая фигура! Да, эти пятеро ветхозаветных старцев – из тех, кого длинные волосы учеников занимают гораздо больше, чем их знания. Такие станут докапываться, кто из преподавателей балуется наркотиками, но и пальцем не пошевелят, чтобы достать современное оборудование для кабинетов.

Я написал резкий протест в Большой совет, и не исключено, что, если немного нажать на Ирвинга Файнголда, он тоже подпишет. Однако не хочу кривить душой: переубедить этих пятерых старцев нет ни малейшего шанса.

Мой вам совет, Джонни, наймите адвоката. Контракт – штука серьезная, и Вы наверняка сможете выжать из них все свое жалованье до последнего цента, независимо от того, переступите Вы порог класса в Кливс Милс или нет. И звоните мне без всякого стеснения. Поверьте, мне искренне жаль, что все так получилось.

Ваш друг

Дейв Пелсен

Джонни стоял возле почтового ящика и вертел в руках письмо Дейва. Он не верил своим глазам. Последний день уходящего 1975 года выдался ясный, с морозцем. Из носа у Джонни вырывались струйки пара.

– Ч-черт, – прошептал он. – Ах ты, ч-черт!

Еще до конца не осознав, что произошло, он нагнулся за остальной корреспонденцией. Как всегда почтовый ящик был забит до отказа. По случайности письмо Дейва торчало уголком наружу.

Обнаружилось сердитое извещение – от него требовали зайти наконец на почту за бандеролями (ох уж эти бандероли!) Муж бросил меня в 1969 году, вот его носки, скажите мне, где он, чтобы я могла вытянуть алименты из этого подлеца. Мой ребенок умер от асфиксии в прошлом году, вот его погремушка, напишите мне, пожалуйста, попал ли он в рай. Я не успела его окрестить так как муж был против, и теперь у меня сердце разрывается. Нескончаемая литания.

Господь наградил тебя редкостным даром, Джонни.