Мёртвая зыбь

Терешин обернулся, и она на мгновение онемела, заговорив потом крикливо:

— Нельзя же так, гражданин хороший, без спросу. Здесь подъезд не какой-нибудь, а с охраной. Сказать надо к кому пожаловать хотите и по какому-такому поводу.

Терешин молчал и зло смотрел на дежурную.

Подошел Званцев и все объяснил.

— Вас-то я еще намедни приметила, с бородкой. А мальчишки здесь постоянно шастают. Гляди в оба. А энтот-то, что с вами, какой народности будет?

— Марсианин, — неожиданно выпалил Терешин.

— Скажи пожалуйста! И откуда только ни понаедут, — говорил строгий страж подъезда, открывая своим ключом дверцу лифта.

Профессорская квартира была на четвертом этаже рядом с лифтом. Протодьяконов сам открыл дверь, пропуская гостей в переднюю.

Никакого удивления внешний вид Терешина у него не вызвал.

Они сели втроем за стол, как когда-то с Герловиным, и разложили тетради рисовальной бумаги, исписанные четким мелким почерком.

— Вы меня извините, Валентин Фролович. Александр Петрович знает, какой я дотошный придира. Восхищаясь вашими выводами, я проверил все ваши математические приемы. Я сам увлекался “Арифметикой” Диофанта, решая его замысловатые задачи непременно давними арифметическим способом, хотя значительно проще было бы воспользоваться тригонометрическими функциями или алгебраическими приемами. То же самое у вас. Вы остроумно решаете свои проблемы, не прибегая, ни к тригонометрии, ни к высшей алгебре. Вот, например, здесь. Насколько проще прийти к вашему выводу через тригонометрические функции, а не блестящим, но допотопным методом.

Терешин слушал с безжизненно равнодушным лицом, казалось бы, безучастный к замечаниям профессора.

Михаил Михайлович закончил свои “придирки” словами:

— Вы представляетесь мне человеком не от мира сего. Но расскажите мне о себе. Ведь то, что рассказал мне по телефону о вас Александр Петрович выходит из ряда вон. Такой блестящий исследователь и сидит в сторожке подвалов Нового Арбата. Я не Бог весть какая птица, но заведую лабораторией в Институте физики Земли, и предлагаю вам место инженера в моей лаборатории. Мы включим в наш план вашу тему и вы, получая куда больше, чем за охрану складов, будете заниматься только своей теорией, чему отдавали до сих пор свой досуг.

Терешин задумался, по его невыразительному лицу пробегали тени:

— Я очень благодарен вам, Михаил Михайлович. Но я вынужден отказаться. Мне не разрешают принять ваше предложение.

— Кто не разрешает? — в один голос спросили и Протодьяконов, и Званцев.

— Мои убеждения. Я не могу принять подаяния.

— Помилуйте, какое же это подаяние! — запротестовал Протодьяконов. — Эдак я от профессорского жалованья должен отказаться.

— Мне, с недостатком моих знаний, занимать инженерную должность не пристало, — сказал маленький человечек, гордо вскинув голову.

Профессор не стал настаивать.

Кира Андреевна пригласила утренних гостей на кухню:

— Позвольте предложить вам второй завтрак. Ленч, говоря по-английски.

Терешин, не произнеся ни слова, направился следом за ней на кухню и первым уселся за стол.

Яичницу с ветчиной он уплетал за обе щеки с видом явно голодного человека.

— Подкиньте меня до Белорусского вокзала, — попросил он Званцева, садясь в его машину.

— Скажите, Валентин Фролович. Почему вы отклонили предложение Михаила Михайловича? — спрашивал Званцев в пути. — Вы ведь нуждаетесь в средствах. И почему, как мне показалось, удивились, когда он пользовался тригонометрическими функциями?

— Потому что не имел о них представления.

— Вы меня удивляете, Валентин Фролович. Разве в танковом училище вас не знакомили с тригонометрией?

— Может быть, — уклончиво ответил Терешин и замолчал.

Званцев ломал себе голову. Кто же сидит с ним рядом? Бывший офицер, которого не могли взять в армию из-за малого роста? Выпускник танкового училища, где не знакомили с тригонометрией? Почему его квартира в военном городке при танковом полигоне, куда без пропуска не войти? Как понять его визит к писателю, после прочтения фантастического рассказа о якобы побывавшем у него марсианине?

Не побуждаемый никакими вопросами Терешин вдруг заговорил:

— Вы думаете я все это сам написал?

— Почерк явно ваш. И чертежи тоже.

— Я только записывал. Это все мне “они” подсказали. Вот почему я не мог пойти в лабораторию профессора.

“Бедняга! — подумал Званцев. — Он, конечно, болен, и приписывает собственные озарения внешним неведомым силам, влияющим на него.”

— Я принесу вам удивительное решение задачи древнеегипетских жрецов бога Ра, которую должен был решить каждый, кто становился жрецом, запертый в каземат с колодцем Лотоса. Не найдя решения, он там умирал. Вы напишите об этом рассказ, а то я не сумею.

— Охотно, — согласился Званцев, подумав, что так сможет помочь маленькому гордецу. — Разумеется, это будет наш общий рассказ, и вы получите гонорар.

— При условии, что там будет значится мой псевдоним.

— Пожалуйста. Это ваше право. Какой же?

— Мариан Сиянин. Пишется Мар-точка-Сиянин.

— Однако! — воскликнул Званцев, но сдержался и больше ничего не сказал. Но подумал: