— Извиним электрика за этот досадный перерыв. Тем более, что он едва ли виноват. Возможно вышибло масленнк на подстанции. Ведь электричество погасло всюду. Я не успел закончить процедуру, но, может быть, наш друг уже исчез?
Он подошел к стулу с высокой спинкой, с которой свисала простыня, и снял ее. Под нею никого не было.
— Интересно, что он видит из четвертого измерения? Может быть, там не гаснет свет? — и он накинул на пустой стул простыню.
И свет снова погас. Все так же виднелась красная табличка над дверью — “Выход”.
— Это уже напоминает привычку, — послышался голос Виктора из темноты.
И свет зажегся вновь.
Виктор стоял все там же, держа в руке край простыни, которую только что накинул на пустой стул.
— О привычке есть такая байка: Поп о чуде спрашивал семинариста: “Упал ты с колокольни и не разбился, что то есть?” “Случайность” — отвечал студент. “А второй раз ты упал и жив остался?” — “Совпадение” — не задумался студент. “А в третий раз все то же скажешь?“ — возмущенно спросил поп. — “Тогда привычка!” — был ответ. А вы что скажете теперь? — обратился Виктор к залу, снимая со стула простыню, под которой сидел отважный сибиряк. — Быть может, вспомните о чуде?
— Вот то-то… Я говорил… Чудо, паря — то без дураков, — назидательно заявил исчезавший доброхотец.
— Так где ж они? Все, батя, было чисто.
— Да вот сидит напредь тебя, первый тот дурак. Под саваном все ждал тот свет увидеть. Ан вышло на посмех.
— Пойдемте, батя, я вас провожу и покажу всем изнанку “чуда!.
Зал гремел от аплодисментов. Зрители были в восторге, хотя никто не понимал, как все это случилось.
Занавес задернулся и на авансцену вышел студенческий хор.
Юноши и девушки, пересмеиваясь, выстраивались вдоль занавеса.
Виктор же, проводив сталевара в партер, обратился к залу:
— Нам хотелось веселей закончить вечер и мы пригласили молодежь из Металлургического института. Он прежде был филиалом Томского Технологического института, студенты которого и выдумали то, что я вам здесь показал.
Занавес раздернулся, и зрители увидели два одинаковых стула с высокими спинкамии с накинутой на один из них белой простыней. Рядом c каждым справа высидась одинаковая декорация кирпичной стены.
Виктор подошел к левому стулу и показал зрителям, что перед ним под углом 45 градусов поставлена прозрачная преграда:.
— Стекло клубной витрины. Через него отлично виден хорошо освещенный стул с добровольцем.
По знаку Виктора рабочие сцены прикрыли правый стул придвинутым экраном.
— Но это не экран, а зеркало, поставленное тоже под углом, — продолжал он.
Рабочие повернули экран и с другой стороны он оказался зеркалом.
— Когда левый стул ярко освещен, а правый в темноте, да и прикрыт экраном, вы только левый видите с сидящим добровольцем.
Освещение правого стула погасло, и через витринное стекло был виден только левый стул с оставшейся на нем простыней.
— Когда же свет погас и вновь осветился один лишь правый стул, через витринное стекло не видно стало ничего, оно стало, вроде, как зеркалом, и в нем мы видим отражение правого стула, отброшенное зеркалом-экраном. А этот стул пуст, для ясности, без простыни, чтобы видно было, что стул другой. Зеркальное изображение его точно совпадало со стулом, где сидел наш “путешественник в иное измерение”. Надеюсь, он простит нам эту шутку. При переключении света все вновь увидели его.
По знаку Виктора свет переключали и зрители видели попеременно то стул пустой, то с простыней.
— Выдумщики-озорники в Томске на пустой стул посадили человеческий скелет и освещение меняли постепенно, и всем казалось, что на их глазах человек превращается в скелет. Я заменил такой мрачный эффект загадочным исчезновением. Студенты были шутники, и петь любили озорные песни. Вот и мы решили заключить наш вечер исполнением хором современных студентов их былой задорной песни “Крам-бам-були”.
Занавес задернулся. На авансцене остался только молодежный хор.
И “Вечер чудес” закончился веселой песней: