Мёртвая зыбь

Пройдя судов суровый круг

Он начал снова все сначала.

Лето 1950-го года Саша с Таней и полуторагодовалым сынишкой Андрюшей проводили в Дуболтах на Рижском взморье, в Доме творчества писателей, а потом сняли комнату у его завхоза.

И вдруг в самый разгар сезона, Саша объявил, что должен немедленно съездить в Москву, вызывает киностудия Центрнаучфильм. Идет озвучивание его текста к картине режиссера Разумного о плане ГОЭЛРО. Таня взгрустнула, но безропотно осталась с Андрюшей в гостеприимной семье дяди Типы, как называл Андрюша.

А через неделю получила загадочную телеграмму: “ГОЛОСТ ТЧК ПЬЕМ ГУЛЯЕМ КОЛЕЙ ТЧК САША”.

Ни Таня, ни оборотистый дядя Типа с женой, ни премудрый директор Дома творчества Бауман расшифровать загадочное послание не могли, пока сам Званцев не приехал за семьей.

— Что за странную телеграмму ты прислал? У нас никто понять ее не мог, — спросила Таня после радостной встречи.

— Что ж в ней непонятного? — удивился Саша.

— Вот посмотри и объясни, — Таня протянула телеграфный бланк.

Саша взглянул и расхохотался:

— Так здесь только одна буква ошибочна. Не ГОЛОСТ, а ХОЛОСТ.

— А это как понять? — с улыбкой спросила Таня.

— В Москву через Дом творчества меня вызвал Коля Поддьяков. Слушалось дело в суде о моем разводе с Инной Александровной.

— Так ведь тебе в последней инстанции, в Верховном суде отказали, несмотря на то, что Инна Александровна уже во второй и в третий раз состоит в гражданском браке “де факто”, как мы с тобой, а развода тебе не дает.

— И наш Андрюша, мне в укор, носит нелепую фамилию Малама-Гладких. — отозвался Саша.

— Это в ЗАГСе неверно прочитали мои документы. Моя мама Гладкая, а папа Малама.

— Вот этого я допустить не мог. Напрасно судьи думали и Иннин адвокат, былой наш друг Танчук, считал, что я теперь навек закабален. А в законах наших нет запрета, проиграв дело во всех инстанциях, не начать его снова, что я и сделал. И суд, как бы на свежую голову, признал бессмысленной попытку склеить прежнюю семью, а новые две разрушить. И вот впервые в совершеннолетнем возрасте я холостой и предлагаю тебе руку и сердце. И вместе с Андрюшей мы все трое будем носить одну фамилию Званцевых.

На скромной свадьбе Тани с Сашей были двое примечательных гостей: Коля Поддьяков и маленький Андрюша, поздравивший поженившихся родителей.

Но тяжким грузом для Званцева оставались оставленные им дети. Материального их обеспечения с его стороны для него было недостаточно. Он потерял нечто невосполнимое.

В Аленушке души не чаял дед. Из Лося приезжал к малышке каждый день, и мать, поступившая на работу в институт Иосифьяна, не боялась оставлять ее на попечении старика, умевшего делать все по дому, любящего, заботливого. Он более, чем заменял девочке отца. И с дедом Петей вместе, как подросла, по отцовским путевкам ездила на Рижское взморье, в Дуболты, в Дом творчества, и подружилась там с младшим братиком Андрюшей.

В послевоенное “бдительное время” Инну Александровну, немку по рождению, из института электромеханики уволили, и она поступила заведующей лабораторией испытания электрических машин в МЭИ, а вскоре сошлась там с механиком этой лаборатории Александром Ивановичем, что не мешало ей требовать возвращения Саши Званцева в семью.

Но у него уже окрепла новая семья с маленьким Андрюшей, залогом обретенного с Таней счастья.

Судьбина ж злая выбирает для ударов самое болезненное место.

В предмайские дни 1955-го года погода баловала москвичей, и Андрюша гулял в группе малышей у Большого театра. Там в сквере у фонтана на скамеечках сидели ветераны, назначая здесь место годового сбора. И командиры, поседевшие за десять лет, радостно узнавали и обнимали своих солдат. А те по-прежнему во фронт тянулись, огонь противника и выполнение команды вспоминали. И тут же ребятишки под Анны Ивановны ласковым присмотром свои игры затевали, и если слышалось “Пиф-паф”, вставал тут старый генерал и говорил:

— Ребятки, не надо повторять войну. Хочу, чтобы вы ее не знали и чтоб никто из вас от пуль не погибал.

Но есть беда и кроме пули…

Пришел тогда из скверика Андрюша, и вскоре слег, занемог. Температура вдруг вскочила, и озноб бьет его.

— И где мог мальчик простудиться? Придется доктора позвать.

Из Поликлиники Литфонда обычно к детям вызывали Нину Васильевну, чуткого врача.

Званцев встретил ее словами:

— У нас Андрюша что-то заболел, должно быть простыл. Быть может грипп?

— Сейчас проверим, — пообещала Нина Васильевна, и прошла через проходную в комнату Таниной мамы и ее мужа Сергея Павловича, обожавших мальчика. Андрюша лежал на кровати. Нина Васильевна присела на ее краешек:

— Ты мне скажи, какие это у тебя рыбки в аквариуме?

Андрюша улыбнулся и тихо-тихо ответил:

— Мои рыбки…

— Ляг на спину, родной. Теперь я просуну руку тебе под затылочек. На хвостиках у рыбок вуальки, как у важных дам. Это так красиво!

— Это хвостики у них такие. Вуалехвостки.

— Я детям расскажу, какие рыбки у тебя. Ну, поправляйся, милый. Я маму научу, как сделать так, чтоб ты скорей гулять пошел.

— И папу, — попросил мальчик.