Мёртвое море памяти

Мы сняли с себя одежду торопливо, будто боясь опоздать на поезд. Мы были из тех людей, для которых часы всегда идут быстрее. На несколько секунд мне показалось, что всё вернулось назад. Как будто те дни, которые прошли без неё, внезапно стерлись из памяти.

Но время истекло и напомнило о себе. Я так привык вырывать листы из тетради, что уже не мог остановиться. Она достала из шкафа нашу старую фотографию в рамке и поставила на мой письменный стол, записала в мой мобильник свой новый номер телефона. Я сидел на подоконнике, прислонившись головой к стеклу. На столе стоял остывший чай. Мои мысли были ещё холоднее чая. Я включил обогреватель, достал тетрадь и вырвал оттуда ещё один лист.

Всю ночь я не мог уснуть. Девушка, которая лежала сегодня на моей кровати, когда-то была для меня целым миром, хотя теперь значила не больше, чем самый незнакомый человек в утреннем троллейбусе. Я любил её грустный взгляд и короткие, прямые и всегда блестящие волосы, но, по правде сказать, уже давно я не любил её саму. Раскутанная и погруженная в сон, она на долю секунды показалась мне самым красивым существом на свете. На долю секунды. Я накрыл её одеялом и прилег на самый край измятой простыни. Спать не хотелось. Она что-то пробормотала во сне и свернулась клубочком, как спящая кошка. Меня это не тронуло.

Я встал, накинул свой старый махровый халат и вышел на кухню. Было пять часов утра. На стеклянном столе были небрежно рассыпаны шоколадные конфеты из набора и уже почти высохли красные капли пролитого вина. На подоконнике стояла недопитая бутылка и пепельница с тонкими сигаретами, на которых остались вишневого цвета отпечатки её губ. Стрелки на кухонных часах еле ползли, растягивая время. В голове, в такт стрелкам, еле ползли мысли.

Я подумал, что мои любимые перчатки разорвались в прошлом году. Других таких я больше нигде не видел. Моя любимая девушка – та, которой со мной нет. Эта девушка была со мной этой ночью, и уже поэтому она не была любимой. Больше всего я ценил то, что навсегда потерял или никогда не имел. Я подошел к подоконнику и залпом опорожнил бутылку. Теперь это было моё любимое красное вино.

Анна почувствовала, что меня нет на измятой простыне рядом с ней, и проснулась. Её босые ноги зашлепали по холодному полу коридора. Она вошла в кухню сонная, улыбающаяся, на ней не было ничего, кроме моей старой, растянутой футболки с высохшим желтым пятном от пролитого чая.

Я стоял на той же самой кухне и думал о том, что стоял здесь и год, и два, и три, и семь назад. Напротив меня стояла та же женщина. Девушка. Девочка. Анна. Но я ничего не чувствовал, кроме неловкости. Мне было неприятно, что приходится стоять и просить прощения за то, что вчера открыл ей дверь, и смотреть в эти глаза, готовые в любую минуту заплакать. Мне было стыдно, что в этот момент, когда она с беспокойством перебирала пальцами прядь волос, я ничего не чувствовал. Ничегошеньки. Ни головной боли, ни лёгкого угрызения совести, ни тени любви, ни следа ненависти, ровным счетом ничего.

Чтобы отдалить решительный миг, я поплелся провожать её до поворота. Я весь превратился в слово. В слово «прощай». Я молчал. В этот момент это было легче, чем прощаться, но труднее, чем просто говорить. Я думал, что не смогу произнести это слово и просто уйти. Но я смог.

Вино вместо поцелуев согрело мне губы. Секунды стремительно утекали сквозь пальцы. Я не находил себе места рядом с ней. Слёзы нелюбви душили меня. Я отвернулся и пошёл прочь. За что мне было её жаль? За то, что она не такая, как я, за то, что она умеет чувствовать? Но ведь это счастье – быть ни в чем на меня не похожей. За что я жалел её? За то, что я не ответил на её чувства? Но было бы стократ хуже, если бы я ответил. Всё для неё сложилось хорошо. Просто она этого не понимает. Ещё не понимает.

Успокоенный этой внезапной мыслью, я уходил всё дальше со спокойной душой и сухими, бесчувственными глазами. После этого мне не стоило больше видеть её, сейчас я понимаю это – чувство меры, чувство меры во всем! Однако я боролся со своей нелюбовью ещё несколько месяцев и уничтожил этим все светлое, что ещё могло сохраниться в памяти. Я боролся со своей привычкой видеть её каждый день. Эта хитрая и слишком обыкновенная женщина была слишком проста для меня. Мне было мучительно тяжело расставаться с ней, несмотря на то, что я не чувствовал к ней любви. Но я знал, что эта боль лишь следствие закоренелой привычки, следствие того, что мы вросли друг в друга корнями, и теперь вырывали засохшие корни, чтобы найти для них новую почву.

Страница 34 В клетке

Мы не виделись несколько месяцев. Но однажды мне взбрело в голову пройтись по своему прошлому. По улицам, где бродил после школы, университета и работы. Я зашел к Анне, погруженный в мысли о минувших днях. Уселся с ногами на диван и молча посмотрел ей в глаза. Она тоже молчала.

– Мне хорошо, как будто это мой дом, – произнес я несколько сбивчиво, неожиданно ощутив себя в знакомой обстановке недалекого прошлого.