Коннор пожимает плечами. Не то чтобы он не знал, – конечно же, просто не хочет говорить. Отмалчивается, но не начинает новый раунд игры. «Если б он не хотел говорить, – думаю я, – то уже врубил бы эту штуку на полную громкость». Стандартный прием избегания нежеланных разговоров в наши дни.
– Ты скажешь мне, если у тебя будут неприятности? – спрашиваю я. Это на несколько секунд привлекает его внимание.
– Нет, не скажу, – отвечает Коннор. – Потому что если я скажу, ты просто заставишь нас собрать вещи и снова утащишь куда-нибудь, так?
Это больно. Это больно, потому что это правда. Хави оставил мне «Джип», но я по-прежнему намерена обменять его на фургон, и, когда я подгоню эту здоровенную белую машину к нашему дому, мой сын поймет, что был прав. Хуже того: он будет считать, что стал причиной нашего переезда, как будто драка со школьными хулиганами могла заставить меня сорвать всю семью с места. Надеюсь, Ланни не решит обвинить его, потому что девочка-подросток, лишенная того, чего она хочет, может быть жестока как никто другой. А она хочет остаться здесь. Я знаю это, пусть даже сама она этого не знает.
– Если я и решу снова переехать, то не из-за того, что сделал ты или твоя сестра, – говорю я ему. – Это потому, что так будет лучше и безопаснее для нас всех. Хорошо, малыш? Мы все выяснили?
– Выяснили, – соглашается он. – Только, мам… не называй меня малышом. Я не малыш.
– Извини. Молодой человек.
– Меня побили не в первый раз и не в последний, но это не конец света. – Еще несколько секунд повертев контроллер, Коннор откладывает его и поворачивается ко мне, опершись на локоть и подперев голову ладонью. – В своих письмах папа что-нибудь пишет о нас?
Должно быть, Ланни что-то ему рассказала, но она не могла рассказать все – уж точно не то, что прочитала в этом злобном послании. Поэтому я тщательно подбираю слова.
– Пишет, – отвечаю осторожно. – Иногда.
– А почему ты никогда не читала нам хотя бы эту часть?
– Потому что это было бы нечестно. Я не могу просто взять и прочесть вам ту часть, где он притворяется добрым папочкой.
– Он и был добрым папой. Он не притворялся в этом.
Мой сын говорит эти слова совершенно спокойно, и это причиняет боль, словно кусок железа, воткнутый туда, где должно быть мое сердце. И конечно же, он прав – со своей точки зрения. Папа любил своего сына. Это все, что видел или знал Коннор: у него был замечательный отец, а потом он стал монстром. Не было никакого переходного периода, никакой нейтральной полосы. Сын видел своего отца в утро
Мне хочется плакать. Но я не плачу.
– Это нормально – по-прежнему любить то время, когда у тебя был папа, – говорю я. – Но он был не только твоим папой, в нем было и другое, и эта другая часть… в этой другой части не было и нет ничего, что ты можешь любить.
– Угу, – отвечает Коннор, снова берясь за контроллер. Он не смотрит на меня. – Я хотел бы, чтобы он умер. – Это тоже причиняет боль, потому что я не могу не гадать: а вдруг он говорит это только потому, что знает – я тоже хочу этого.
Я жду, но Коннор больше не делает пауз в игре. Я говорю, перекрывая рев звуковых эффектов:
– Ты точно не хочешь сказать мне, кто побил тебя? И почему?
– Просто школьная шпана, просто так, нипочему. Да ладно, мам, оставь, всё со мной в порядке.
– Ты не хочешь поучиться кое-каким приемам у Хави? Или… – Я едва не добавляю «у мистера Кейда», но останавливаюсь. Я не знаю, как Коннор относится к этому человеку. И даже как
– Мы не в кино для подростков, – отвечает он. – В реальной жизни это не работает. К тому времени, как у меня что-то начнет получаться, я уже окончу школу.
– Да, но подумай насчет грандиозной драки на выпускном, – говорю я. – Посреди школы, кругом зрители, все кричат и машут руками, когда ты укладываешь на землю своих обидчиков…
Коннор ставит игру на паузу.
– Скорее меня снова излупят, я попаду в больницу, а нас всех обвинят в нападении. Эту часть в кино никогда не показывают.
Я не знаю, что именно на это ответить, поэтому спрашиваю:
– Коннор… как ты познакомился с мистером Кейдом?
– Ну, мам, он заманил меня в машину, пообещав показать щенка. В специальный такой фургон, где насилуют детишек.
– Коннор!
– Я не идиот! – Он бросает эту фразу в меня, точно нож, и, надо признаться, это пугает. Я начинаю что-то говорить, но сын перебивает меня, не отрывая взгляда от экрана, где нарисованная машина перескакивает с полосы на полосу, меняет скорость, резко поворачивает, подпрыгивает на ухабах. – Меня побили, я пошел домой и уселся на причал, а он просто спросил меня, всё ли со мной в порядке. Не надо тут лепить сериал про маньяков, ладно? Он просто нормальный мужик! Не все мужчины в мире обязательно должны быть моральными уродами!