– Я и не… – Меня потрясает не только то, как он это сказал, но и ярость в его голосе. До этого момента я и не подозревала, какую злость затаил на меня мой сын. И это, конечно же, понятно; почему бы ему не злиться? Я – воплощение той поганой жизни, которой ему приходится жить – каждый день.
Это ведет к еще более насущному вопросу. Я действительно отношусь с подозрением к каждому встречному – и к мужчинам в большей степени, чем к женщинам. Я делаю это из чистого инстинкта самосохранения. Но теперь осознаю́, что из-за этого мой сын считает меня неразумной. В конце концов, если я не доверяю никому, в особенности мужчинам, не получится ли так, что в конце концов я и его отнесу в эту категорию? Коннор не мог не задумываться об этом. Тем более, что он – сын своего отца.
Это разбивает мне сердце на мелкие кусочки, и я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. Я смаргиваю их.
– Я принесу тебе пакет со льдом, чтобы приложить к носу, – говорю я и выхожу.
На кухне налетаю на Ланни. Она готовит обед – на всех нас, насколько я вижу: курицу с макаронами, в которую она щедро сыплет специи. Ланни – хороший повар, только часто перебарщивает с приправами. Когда я открываю морозильник, она протягивает мне уже готовый пакет со льдом.
– Вот, – говорит дочь, закатывая глаза. – Не хотела мешать вашей милой беседе.
– Спасибо, солнышко, – отвечаю я без всякой иронии. – Выглядит вкусно.
– Ну да, тебе обязательно понравится, – оптимистично отвечает Ланни, продолжая размешивать соус, пока я отношу Коннору лед. Он уже полностью ушел в игру, так что я просто оставляю пакет рядом с ним, надеясь, что сын вспомнит про него до того, как лед совсем растает.
– Ланни, – говорю я, накрывая на стол. – Тебе нужно было вернуться в школу. Я позвоню, придумаю, как тебя отмазать.
– Ха. Я все равно останусь сегодня дома.
– Но у тебя вроде бы тест по английскому языку?
– А как ты думаешь, почему я хочу остаться?
– Ланни!
– Ладно, мам, я поняла, отлично, неважно. – Она выключает конфорку, излишне резко крутанув запястьем, и ставит сковороду на подставку для горячего, небрежно брошенную на обеденный стол. – Ешь.
Спорить с ней бесполезно.
– Позови брата.
По крайне мере это она выполняет без возражений. И обед действительно вкусный. Сытный. Даже Коннору, похоже, нравится настолько, что он даже пытается улыбнуться, но вместо этого морщится и ощупывает свой распухший нос. Я делаю все необходимые телефонные звонки, мы с Коннором отвозим Ланни в школу, и я с тоской думаю о фургоне, который ждет у дома Хавьера.
Я также думаю о том, что наше бегство почти наверняка вызовет новый всплеск интереса, и в конце концов это приведет к тому, что наши подлинные личности будут раскрыты. Быть может, не нужно так быстро выдирать из этой почвы наши чувствительные корешки. Может быть, я просто реагирую слишком сильно, так же как недавно, когда направила пистолет на собственного сына.
Я отлично понимаю, что моя паранойя – часть моего огромного, всепоглощающего желания больше никогда и никому не отдавать контроль над нашей жизнью. И я знаю, что это может причинять боль моим детям.
Как Коннору, пойманному между незавершенной детской любовью и взрослой ненавистью, без каких бы то ни было компромиссов и переходов. Как Ланни, непокорной, яростной и готовой воевать со всем миром, но слишком юной для этого.
Мне надо думать о них. О том, что им нужно. И, стоя в коридоре и утирая слезы, бегущие по щекам, я понимаю, что прямо сейчас им, вероятно, нужно, чтобы я твердо держалась и верила, что мы преодолеем это. А не еще один безнадежный побег под покровом ночи, еще один город, еще один набор имен, лишь подтверждающий то, что ни одно из них уже никогда не будет подлинным. Их детство было разрушено. Сожжено. И бегство станет очередным поленом в этом костре.
Какая ирония: существует программа защиты свидетелей – но не для нас. Для нас ее никогда не было.
Однако тот труп в озере… Это тревожит меня – то, что фокус внимания находится настолько близко к нам. И сходство с преступлениями моего мужа… Однако я говорю себе, что это вполне обычный способ избавления от трупов. Я, словно одержимая, проводила исследование, пытаясь понять Мэлвина Ройяла, пытаясь понять, как этот убийца мог быть человеком, которого я знала и лю била.
Я снова слышу в мыслях шепот Мэлвина: «Самых умных не ловят никогда. И меня не поймали бы, если б не тот дурацкий пьяный водитель. Если б не он, мы продолжали бы жить так, как жили».
Это почти наверняка правда.
«Однако это твоя вина, что я нахожусь там, где нахожусь».