— Конечно, ваше преосвященство, естественно!
Клетку, судя по звуку, открыли. Потом мужики хекнули, и рядом с Лили что-то влажно и тяжело шлёпнулось. Запах железа усилился в несколько раз.
Салли-Энн полузадушенно всхлипнула, и только поэтому Лили открыла глаза.
Рядом с ней было то, что когда-то называлось человеком. Признаться честно, Лили бы не опознала в бесформенной куче мяса и тряпок мужчину, если бы не руки. Те, вопреки всему, остались чистыми и целыми, с ровными белыми лунками ногтей и, кажется, коротким французским маникюром.
Лили кое-как нашла взглядом смутно-знакомое лицо и чистые среди крови островки золотых волос.
— П-п-проф-фессор, — тихонько заплакала Салли-Энн, — п-профес-сор…
Тело не пошевелилось. Оно и дышало едва-едва, не было слышно ни хрипов, ни стонов. Жизнь в профессоре Гилдерое Локхарте оставалась только благодаря чуду.
Клетка захлопнулась, замок щёлкнул.
Лили подняла глаза на стоящего рядом с прутьями решёток «превосходительство», встречая в ответ знакомый мягкий взгляд шоколадных глаз.
Август, её дорогой и любимый священник, смотрел на свою будущую прихожанку со слабым интересом и неслабым предвкушением.
— Вашес-ство, — подал голос один из мужиков-носильщиков, — а их точно нельзя, ну… того-этого? Ведь богопротивные твари же. А мы люди неженатые, нам, сами-с понимаете… того-этого надо.
— Нельзя, — мягко отозвался Август, не прерывая зрительного контакта с Лили. — Сначала мы должны узнать, что эти дьяволицы замышляли против Бога нашего единого. А уж потом Бог скажет своё Слово.
Мужики судорожно перекрестились; Август тоже, но очень медленно. Лили заметила, что он не донёс пальцы до левого плеча, смазав всю фигуру крещения.
Август тоже заметил, что она заметила — и знакомо, приятно улыбнулся. На правой щеке от этого появилась милая ямочка, от которой все женщины от пятнадцати до девяноста сходили с ума в далёком и безопасном будущем.
— Вашество, чего теперь-то делать?
— Сейчас свободны. Приведёте в мою келью рыжую через полчаса. Ни её, ни вторую девку не трогать.
— Как можно…
— Ещё ведь не было Слова, вашество!
Август вышел из казематов, за ним, как две верных собачки, выползли мужики. Лили осталась наедине с Салли-Энн и едва живым профессором Локхартом. Последнему, видимо, преподавать больше не придётся — дыхание мужчины становилось всё тише и тише.
Салли-Энн изменила своему обычному спокойствию и давилась тихой истерикой. Лицо девочки мгновенно покраснело, нос и веки распухли ещё больше, чем от побоев, она начала заикаться, но всё никак не могла прекратить лить слёзы.
— Угомонись, — поморщилась Лили.
— С-с-стра-ашно…
Эванс тоже было страшно, ведь это её «пригласил» к себе Август — или его точная копия. Священнику из двадцатого века была удивительно к лицу монашеская роба не-средневековья.
Полчаса до того, как вернулись мужики, Лили провела в молчании. Она слабо представляла, чего ей стоит ожидать. Другое время не было мягким для людей, и Лили давно поняла это. А она была женщиной, ребёнком, ведьмой, рыжей… полный набор.
Мужики, вошедшие в камеру, легко подхватили её за вывернутые руки — и Лили взвыла от боли. Её мучители, не меняясь в лицах, отволокли её в келью Августа, как и было приказано, и усадили на лавку. Для этого им пришлось развязать её ноги; Лили видела, как загорелась похоть в чужих глазах, когда мужские ладони шарили по её голым ногам — колгот или тёплых чулок она так и не смогла полюбить, а белья в до-средневековье не было. Юбка же мало защищала от чужого вожделения.
Август тоже следил за изменениями в поведении мужиков. Однако ему довольно быстро наскучила обычная человеческая похоть:
— Пошли вон.
— Да, вашество!
— Конечно!
— А можно нам ту, вторую… того-самого?
Август внимательно посмотрел на Лили: на то, как она нахмурилась при этом вопросе; как поджала губы и стрельнула взглядом на дверь; как едва заметно сощурились болотные глаза.
Август увидел всё это, и его лицо озарилось ангельски-доброй улыбкой.
— Можно.
Мужики, радостные, быстро откланялись. Лили не произнесла ни слова, но в её взгляде заметно добавилось ненависти.
Как только Август остался с Эванс наедине, он тотчас растерял всё тепло и напускную святость. Из глаз ушли последние крохи доброты, а вот мягкая, нежная улыбка так и осталась на его губах, будто приклеенная.
— Маленькая ведьма, как же я рад тебя видеть. А ты рада меня видеть?
Лили не ответила, за что сразу же получила сильный удар. Щеку опалило огнём, нижняя губа лопнула — Август не скупился на размах.
— Отвечай, маленькая ведьма, — продолжал он тоном, мягким и нежным, как и его улыбка. — Отвечай, дрянь!
— Не рада, — выплюнула Лили.
— Неправильный ответ.
Второй удар пришёлся на другую щёку. Видимо, для симметрии. Лили теперь ощущала себя хомяком, до того раздуло её лицо.
— Так ты рада меня видеть, маленькая ведьма?
— Рада.
— Как сильно? Говори! Рада меня видеть?!
— Рада… очень.