Мёртвый ноль

— Это приведёт меня в тюрьму. Я убила тридцать одного человека в тот день ни за что. Я бы хотела это забыть, но если уж мне придётся быть наказанной, я понесу наказание. Это всё что я могу сказать.

В комнате повисло молчание. Чандлер посмотрела на Суэггера, кивнула и вышла. Боб и Домбровски остались наедине.

— Почему вы здесь? — спросила молодая женщина. — Я думала, что вы решили поиграть насчёт женщины-следователя. Эмпатия, гендерная солидарность, женское понимание и всё такое.

— Вы и я имеем нечто общее и куда более глубокое, нежели любой пол и всё это барахло. Мы убивали для короля. Мы королевские убийцы. Мы любили это, мы наслаждались тем, какими особенными это делало нас, нам нравилось, что люди замолкают когда мы входим. Но пришло время, когда мы задумываемся- почему? Ради чего это всё? Привело ли это к чему-нибудь хорошему?

Она склонила голову — не в отрицании, но в понимании.

— Кем были вы?

— Комендор-сержант, Корпус морской пехоты. Снайпер. Вьетнам 73–75, пока меня не ранили по-тяжёлому. Девяносто три подтверждённых фрага, гораздо больше без подтверждения. Как и вы, я наводил прицел куда-нибудь, отправлял туда посылку и глядел, как оно умирает. Как я и сказал, это было ради блага страны- каждый из тех, кого я убил, не смог убить американца. И как вы, наконец я задумался: какого чёрта? Кто я? Почему я был настолько хорош, и- если я делал правильное дело- почему каждую ночь вижу лица? Вы крутите велосипед, а я лазил по горам Арканзаса и пьянствовал двадцать лет, пока наконец не вернулся в мир.

Она смотрела на него.

— Я хотела пилотировать истребитель, — наконец ответила она. — Но не вышло. Так что я остановилась на втором желании- не зная, какую цену придётся заплатить.

— Вы убили людей. Так бывает. Мир может быть сумасшедшим местом, вы и я вместе дошли до этого трудными путями. Так что позвольте мне сказать, ради чего это произошло- мне, такому же человеку, который смотрел в лицо тем же демонам- они не уйдут. Но со временем они станут бледнее и вы поймёте, что за это время родились дети, выросшие в новых граждан, мужчин и отцов, родились потому, что вы кого-то убили. Вы скажете- да, но ведь убитые, они тоже могли стать мужчинами и отцами? Занять предназначенное им место? А я скажу- я могу переживать только однажды, и я выбираю переживать за других морских пехотинцев. Да, это нелегко, и те из нас, кто берут ответственность нажать на спуск и выпустить пулю или ракету, каждый раз убивают часть себя. Но всё это становится мягче, легче, уходит прочь. И вы снова вернёте свою обычную жизнь — медленно, но вернёте.

— Да, сэр. Надеюсь, — сказала она.

— И если вы не хотите говорить об этом потому, что считаете, что защищаете каких-то людей- позвольте мне сказать, что в этом мешке уже нет кота. Мы знаем о «Пентаметре». Знаем о совершенно секретной, скорее всего, незаконной программе быстрого отстрела главарей, которую можно запустить в секунды и потом отрицать её существование. Мы знаем, что они использовали вас для того, чтобы сбросить термобарическую бомбу на этот отель и тридцать одна душа ушла туда, куда ушла, и никакой большой плохой главарь в тот день не погиб. Но не вы убили этих людей. Вы жили в своей славе, в своих традициях, в традиции семьи.

Суэггер знал, что отец Домбровски был генерал-лейтенантом ВВС и пилотировал «Фантом» во Вьетнаме, а её дед- бригадный генерал, дважды бывавший в Европе с Шестым воздушным флотом во Вторую Мировую, сама же она окончила академию третьей на курсе.

— И вы действовали в добром воинском духе. Вас использовали, но такое бывает. Вам нужно двигаться дальше.

— Но, — сказала она, — на войне случаются побочные потери. Не то место, порыв ветра, палец скользнул, неверно прочитали карту, всё что угодно- и погибли невинные люди. Вы живёте с этим, потому что таков военный процесс, большой, жестокий и грязный, и вы во всём этом находитесь. Тут же иначе было. Мне было сказано открыть огонь, и я проводила бомбу вниз до цели, потому что это не система выстрелил-забыл, и тут нужно вести бомбу к цели, находясь на самом носу. Я видела, как крыша становится больше и больше, и затем исчезает в пламени. Это случилось из-за меня. А потом я прочитала в газетах и проверила везде где смогла: никакого важного человека там не было, что разведданные были неверные, давайте забудем и сделаем вид, что ничего не было. Знаете, если евреи попадают ракетой не в то окно, они платят и извиняются. А мы просто забыли и пошли дальше. Это неправильно.

— И поэтому вы ушли со службы?

— И разбила сердца своих родителей, и работаю продавцом в книжном магазине «Бордерс», и по ночам сижу на горячей линии помощи жертвам изнасилования.

— Я уверен, что вы можете вернуться. Им нужны такие люди. Вы- лучшая, и своим участием вы сделаете службу лучше.

— Вы вербовщик?