Мир

Самина вышла из каюты на шум и наблюдала за ними с порога. Кайнорт покосился на часы и вздохнул. Это окно закрывалось через час, а торчать здесь до следующего целые сутки не хотелось. По двум причинам: Самина Зури и ее изобретательный ум.

– Хорошо. На орбите ты отстыкуешься, сядешь первая на безопасном расстоянии и приземлишь нас дистанционно. Если все пройдет гладко, получишь перевод на сто тысяч бранкойн.

– Сто тысяч ваших зерпий.

– Идет.

– Да ладно! А есть у тебя столько, жук?

– Минори жук.

– А, ну… тогда, может, и есть.

– У меня только одно условие: ни при каких обстоятельствах не суй нос в мою каюту.

– Суну первым делом, не волнуйся. А у меня два условия.

Чесс была разочарована, когда Бритц неслышно вздохнул и даже не закатил глаза. Но это он еще не дослушал.

– Первое: ты снимаешь ошейник со своей шчеры.

– Да я не… – Самина запротестовала, боясь разоблачения. – Не стоит, Чесс, он мне совсем не мешает.

– Да ты дура что ли, сестренка? – опешила Чесс, а Бритц кивнул:

– Идет. Поехали.

Пигалица села за штурвал, а Самина замешкалась на пути к каюте, потому что эзер вдруг дернул бровью.

– Пройди ко мне на секундочку, – произнес он с нажимом.

«Еще чего!»

– Слушаюсь, минори.

Кайнорт исчез за дверью. Девушка вздохнула и поплелась за ним.

– Постой, – Чесс поймала ее за руку. – Если не снимет он, у меня с собой целый чемодан инструментов. Помогу.

– Спасибо, я… пойду пока. Хозяин не любит ждать.

Каюта Бритца оказалась двухкомнатной, и за дверью в соседнее помещение кто-то тихонько скребся.

– Чего изволите? – едко бросила Самина. – Чай, кофе? Репеллент?

– Вот поэтому у нас и дыра в легенде.

– Что?

Капитан оглядел ее придирчиво.

– Коротышке будет достаточно пары дней, чтобы тебя раскусить. Рабы не ведут себя так. Не ходят так, не стоят так, не смотрят так…

– Ты в вормхолле пенял на то, что я вылитая шчера!

– Задевал нарочно, чтобы ты в себя пришла. Слушай, Чесс уже что-то заподозрила. А прямо сейчас – готов поспорить – уже разнюхала, что у рабыни с лицом-которое-она-где-то-видела целая личная каюта.

– Предлагаешь разделить с тобой эту? Да я лучше…

– Умрешь, это я слышал уже. Ты мне здесь тоже не нужна: я ночью спать хочу, а не ловить ножи на своем горле.

– Тогда что?

– Просто сиди в каюте до самого Халута, чтобы не пришлось уродовать тебе лицо, – он кинул ей ключ от ошейника. – Ведь если подумать, кто такая эта замшелая падчерица советника? Мышь лабораторная. За пределами института тебя и не знал никто. Так что сиди. Молчи. И страдай. Фантазируй, как обрываешь мне крылья, или чего там у тебя на уме. А с Чесс не пересекайся, ясно?

Замшелая падчерица. Мышь. Но Кайнорт прав: в новостях мелькало ее фото. Старое, но все-таки. Зеленые линзы уже растворились, и только растрепанное, наспех остриженное каре осталось темно-шоколадным.

– За волосы я рассчитаюсь с тобой отдельно, эзер.

– Помилуй, барышня. Не цирюльник.

Ошейник полетел мимо эзера в стену.

– Полегче, женщина, у тебя еще много костей.

– Всех не перелома…

– Переломаю.

Самина вышла и, убедившись сперва, что в коридоре никого, хлопнула клинкетом. Утешительный вывод, который давал ей силы, звучал так: она не похожа на раба. Значит, выстоит.

14. Глава, в которой Харгена мучает прошлое, а Орис получает плед и кошку

В полутемном кабинете на вершине небоскреба «Зуриккурат» было тихо. Десятки экранов передавали взрыв и фото Самины с Беном. Но без звука. Харген сотню раз уже слышал все, о чем там болтали. Стараниями проворного Бритца сюжеты наводнили штампы вроде: «тяжкая потеря для семьи и коллег», «малоразличимые останки» и «данные экспертов не вызывают сомнений».

Сиби, разумеется, не приложила к этому ни кончика пера.

– Господин Зури, – из комма задребезжал голос секретаря, заискивающий и приглушенный – К Вам госпожа первая леди.

– Ни в коем случае. Меня нет. Я занят.

Он знал, что заподозри Сиби его связь со взрывом, разнесла бы «Зуриккурат» до основания, вытащила бы его из-под обломков и попыталась убить еще раз. Но слава кваркам, Сиби ни о чем не знала. Все двадцать лет, что они были женаты (здесь просится «были вместе», но нет – именно «женаты»), Сиби жила в своем мире, а Харген – в своем. Супруга довольствовалась той крупицей, что он выдавал ей для пресс-релизов.

– Так значит, ты к этому причастен! – экран комма, непредусмотрительно доступного личным контактам, развернулся на ширину национального флага. Рыкнув, Харген одним махом свернул жену с глаз долой. Еще чего не хватало! Ее разметанные на ветру белые пряди, подсвеченные сателлюксами, наводили на мысли о змеях. Имперских змеях.