Мир

За окном сыпались осколки, сверкали и били в стекло иллюминатора. Самине захотелось выдавить его спиной и оказаться на улице, под этим дождем, как только андроид нарушил воображаемую границу ее личного пространства. Для Эйдена та граница была на входе в зал. Все, что он делал после, каждый следующий шаг к ее убежищу вызывал желание обнять его. И застрелить. Он был краем пропасти, с которого так и тянет прыгнуть, когда слишком близко подойдешь. Или столкнуть товарища. Или, на худой конец, бросить фотоаппарат. Иначе говоря, совершить хоть какую-то необратимую шаль. Девушка спустила рукава до кончиков пальцев. Тонкие светлые волоски на предплечьях встали дыбом, потому что пропасть стояла рядом и пахла свежей мятой. А на Бране мята вызывала мучительную смерть.

– Да, хотела сказать: план твой – полная чушь.

– Нормальный план.

– Ерунда бездарная. Вычеркни меня.

Вместо ответа Эйден потянул ее к себе и просто обнял. Угадал тот самый нужный момент, так попал в точку, что все напряжение Самины потекло сквозь его руки, плечи и шею, будто сквозь проводник. И мягко рассеялось.

– Среди миллиардов бездарных критиков – как мне не хватает тебя одной в совете миров. Чтобы хоть кто-то от души называл мои планы ерундой.

Его рубашка приятно шуршала под щекой Самины. Еще секунду так, без слов и без движения. И еще секунду. Она откинулась к стеклу, чтобы заглянуть в зеленый глаз:

– Ты не виноват в смерти Бена.

– И мне хотелось в это верить. Но я же знал, кто сдал меня Харгену. Мог бы и догадаться, каким образом решит эту проблему стрекоза в эмоциональным ступоре.

– А я бы какала радугой, если б стала единорогом! Довольно. Бена убили безрассудство и Кайнорт Бритц.

– Не насилуй себя, – улыбнулся андроид, поражаясь таланту Самины умещать в одной фразе царское «довольно», изящное «безрассудство» и бесстыжую аналогию.

– Что? Это так я считаю. Я.

– Тогда, моя дорогая, ты просто себе завралась.

– Послушай, знаешь, что? – девушка вскочила с окна, едва не на ноги андроиду, оттолкнула его и принялась крутить волосы в пучок. Неровное каре не хотело собираться на затылке. – Ты вертишь людьми, но не их чувствами! Нет у тебя диастимагии против того, что у меня внутри!

– Мне и не нужна магия, чтобы разбираться в чувствах. Потому что они – не чудо. Это химия, сочетание гормонов, ты же сама биолог, ты же все это знаешь! Ты считаешь, мои слова тебя задели? А может, норадреналин и тироксин? Я могу смешать коктейль из нейромедиаторов, которые заставят тебя поверить, что я ангел или демон, и ты будешь стоять вот так передо мной и бить себя в грудь, крича, что это твое личное мнение!

Сложно ругаться с машиной. Невозможно ругаться с высокомерной и спесивой машиной в двадцать раз старше тебя и в отвратительном настроении. Искусственный интеллект выдавал слишком веские аргументы. И слишком быстро. Умный он был слишком. Самина положила руку ему на шею, где ладонь ей уколол краешек линии волос. Густой ежик на затылке чуть отрос за месяц. Играл под лампой темным соболем. А где-то ниже был шрам от нервизолера.

– Тише. Ты забыл про кишечную палочку и лактобактерии: говорят, они тоже нами управляют. Но что с того, если ты знаешь, как все работает? Часы отмеряют время для их мастера так же исправно и точно, как для всех остальных. А разве флейта не звучит приятнее на губах того, кто лучше разбирается в нотах? – она спустила руку к его сердцу, запоминая, как покалывает ей пальцы черная ткань. – Оттого, что ты знаешь, как это устроено, неужели оно перестанет биться?

Эйден вернул ей тот миллиметр навстречу. И затормозил на шипах. Снял ее руку со своей груди, поднимая на уровень глаз переплетенье их пальцев. Живых и стальных. Самина поняла и нахмурилась:

– И что?

– Напоминаю. А то вдруг ты забыла. Что между нами пропасть, горы и твое «нет». Да, пойдешь… – он начал вопросительно и закончил утверждением. – Пойдешь со мной на раут завтра.

– Куда? На раут?

– Хочу увидеть тебя в цифровом платье.

– У меня нет с собой. И с головой беда… На голове.

Андроид подобрал неровный вихор с ее виска и заправил в пучок. Тотчас незримый баланс нарушился, и волосы рассыпались по плечам.

– Мне надо отдохнуть, и утром все будет.

Он бы добавил «хорошо», но сегодня они оба вывернули это слово наизнанку. Если будет нормально – уже хорошо. Не считая ее отказа. И рискованной авантюры в космосе. И того, что платье он возьмет из борделя.

Когда он ушел, Самина вернулась к окну. Сон предал ее той ночью. Она думала. С тех пор, как открылось, что Эйден диастимаг, ему больше не приходилось скрывать эмоции. И эта смена настроений за один разговор… она завершила его образ, прекрасный, как волны на море, как стихия.

Девушка подобрала мячик и бросила снова. Хлоп – поймала. Нет, она не вернется в его игру. Она начнет свою.

29. Глава о блестящих идеях и последнем волшебстве