Мир

– Ирмандильо, мне нужна твоя помощь!

Ей казалось, она орет, как больная. Но голосу не хватило воздуха, и хорошо: иначе синтетик услыхал бы ее с мостика. Тарталья снова обедал. Он не спеша обернулся, отложил приборы и вытер рот салфеткой. Все эти секунды Самину трясло и мутило.

– Ирмандильо, помнишь, как мы познакомились?

– Э-э… – он встал из-за стола и начал протирать очки.

– Ты спас меня от смерти в космосе, когда вызвал эвакуацию. Ну, помнишь?!

– Кажется, именно так.

– Позже я поклялась… если встречу тебя когда-то… поцеловать.

– Э-э…

Самина шагнула к нему, положила руку на пухлую шею и коснулась губами щеки. Кожа полицейского была вовсе не холодной, как она представляла.

– Ирмандильо, – девушка сверлила робота взглядом, оставаясь в запредельно некомфортной для них обоих близости. – Там все подряд умирают за императора. Я хочу попросить тебя кое о чем.

Спустя минуту она мчалась обратно.

– Шима!

Профессора, конечно, и след простыл. Девушка выругалась, но не стала тратить время на поиски киборга и вернулась к лифту. Те пять секунд, что поднималась кабинка, Самина подбирала слова. Она не могла пока решить, для чего: восклицания? проклятия? вопроса? Вопросы теперь ее ждут только риторические. Нужные, связные фразы так и не сложились за то короткое время, но Эйден облегчил ей задачу. Слов от нее вовсе не потребовалось.

Когда девушка вбежала на мостик, андроид отбрасывал коленом мертвое тело Кафта. На шее профессора болтался метаникелевый шнур. Гибкий металл впился в силикон, перекрывая артерии. Обрывки карт, на которых алело мертвое Солнце, валялись рядом. Глаза наливались кровью от удушья. Вот и все. Шима… ее родной Шима Кафт… Андроид развел руками:

– Уж думал, это никогда не закончится, – облегчение так и сквозило в голосе андроида. А Самина ощутила соль во рту. Нет, кровь. От напряжения, из носа. И в ладони кровь от ногтей.

– Что не… закончится?

– Эти игры со спуском на твой уровень развития. Эти животные шашни, имитации. Мне все это так же интересно, как взрослому – трясти погремушкой. Правда, я рассчитывал, что все раскроется позже, где-то прыжке на третьем. Чтобы не пришлось тебя замораживать: реле может не сработать. От бесконечных инъекций снотворного ты могла умереть и вовсе оставить меня ни с чем. Так и пришлось тебя развлекать… Не скажу, что и я не получил удовольствия. Или что не собирался повторить на пути к Бране. Разок или два. Но так даже лучше: ты меня безмерно утомила.

– Пожал… пожалуйста, не продолжай. Я поняла.

Эйден заблокировал выход у нее за спиной.

– Хорошо. А то объяснения утомили меня еще сильнее. Твой мозг настолько примитивен, что бесконечно долго переваривает информацию. Я, кажется, сказал тебе все, что можно, и что нельзя, еще на Бране.

– Что мы все – ничто в сравнении с империей?

– Естественно, – синтетик заряжал шприц. – Подойдешь сама или придушить и тебя, как этого?

Он взглянул на девушку вопросительно. Это был какой-то… конец всего на свете.

– Нет! – Самина попятилась, но клинкет сзади давно щелкнул.

– Что «нет»? Ты знакома с альтернативной формой вопроса? Или-или.

Эйден двигался быстрее. Куда быстрее ошеломленной девчонки. Он схватил ее за волосы, но дернул слишком резко, и она упала ему под ноги. Шприц мелькнул перед глазами! Но андроид вдруг отбросил ее к стене и метнулся в сторону. Срывая дверь, на мостик ворвался Ирмандильо. Он застыл на миг, но оценив все правильно, занес руку над кодом.

– Ну, конечно! – зарычал Эйден, нападая и сгребая его в охапку, как леопард.

Через секунду руки полицейского оказались связаны за спиной: он не смог, не успел ввести код. Эйден поднял шприц. Он уже не торопился. Самина в углу вытирала кровь, она разбила губы о консоль, когда упала.

– А Кайнорт? – она впустую тянула время. – Зачем он полетел к Проци?

– Уж не для организации вашего спасения. Для того, чтобы империя знала, где меня забрать, как только грянет конец света.

– Но там, в лагуне, Эйден… – ей уже чудился озноб морозильной камеры. – Не может быть! Я видела тебя, я ведь чувствовала! Ты… чувствовал. Не может…

Хотя прекрасно видела, что может, и еще как. Следующие три дня роботу светило провести в долгожданном одиночестве, и сейчас он был терпелив:

– Секс не имеет значения – сам по себе. Он инструмент. Физическая близость – это ланцет: им я рассек твой разум и заложил в него идею верности мне. Верности слепой, всемерной и жертвенной. Я усвоил эти правила задолго до встречи с тобой.

– И разыграл меня в блэкджек.

– Нет, ну что ты. Грубо, – мастер аналогий задумался на секунду. – Ты гораздо тоньше. Не тобою, Самина, а на тебе нужно играть, как на скрипке. И в лагуне ты звучала восхитительно.

Сейчас. Девушка вскочила, беря синтетика на мушку:

– Не подходи!

– Что это там у тебя? Ах, глоустер Тартальи. Убивала уже?

– Я ученый, Эйден. За моими плечами – кладбище мертвых андроидов!

– Малыш, ты не сможешь в меня.

Робот улыбнулся снисходительно и грустно.

– Я знаю, – кивнула Самина и выстрелила в грудь Ирмандильо.