Для этого Густаф выпросил у коменданта половину эскадрона улан и прихватил один из пехотных взводов батальона «Брюгге». Платил солдатам он щедро. Да и майору фон Мюнхгаузену наверняка гешефт перепал. Судя по всему, об этой вылазке командование мятежников знало заранее. Не удивлюсь, если сам Гельмут рассказал Карлу Либкнехту о готовящемся походе. Теперь это не узнать. Купца кто-то очень оперативно прикончил в госпитале.
Как бы то ни было, засада была организована очень грамотно. Дорогу колоне перекрыли, обрушив деревья спереди и сзади, и начали из леса расстреливать солдат магией и стрелами. Обороняться на открытой местности не было никакой возможности. Гауптман отдал приказ прорываться в лес, но обочины были загодя украшены противопехотными рунами, да и дальше в кустах стояли обереги-растяжки. Так Густаф Шрейбе умудрился потерять почти сотню человек. Вырвались только часть улан, несколько жандармов и сам гауптман. Пехота полегла вся. Я мог лишь поздравить гвардию герцогства с блестяще проведенной операцией.
После этого майор Мюнхгаузен устроил гауптману разнос и сломал запястье, а затем взял дело подавления мятежа в свои руки. Он вытащил из плена часть дворян, однако, то, что он спалил несколько деревень, не помогло, а только озлобило селян. Понеся потери в нескольких стычках и с удивлением обнаружив, что дорога на Фридрихсбург заблокирована отрядом мятежников, обладающим тяжелым вооружением и квалифицированными магами, а также получив доносы о подозрительном брожении умов в трущобах Брюгге, майор решил перейти к обороне. Расположил на дорогах, ведущих в город, заставы, ввел комендантский час и повесил пару попавших под горячую руку грабителей. Ему оставалось только надеяться, что его гонцы, посланные окольными путями, достигнут столицы губернии, потому что людей для контроля такого обширного уезда ему явно не хватало. А раздавать оружие из обширных арсеналов форта в условиях мятежа ополчению было, по меньшей мере, глупо.
— А вас, фельдфебель он в розыск подал, — закончил рассказ ефрейтор.
— Значит, этот швухтель Густаф жив, — оскалился я. — Это хорошо, значит, будет мне с кого должок забрать.
— Я б его пожестче назвал, ваше высокоблагородие, — сказал ефрейтор. — Вы если позволите, то я провожу вас, иначе придется вам каждому патрулю объяснять, что к чему.
Когда мы въехали в город, было уже время ужина. По-хорошему надо было вернуться в гостиницу, привести себя в порядок, поесть, а уже завтра идти устраивать скандал. Но усталость и боль в седалище только усиливали мою злость. И я направился в магистрат.
Городок выглядел притихшим, как будто в ожидании бури. Нет, конечно, нельзя сказать, что до этого в Брюгге жизнь била ключом, она медленно и размерено текла, как это бывает в провинции. Но сейчас дети не играли на улицах, старички больше не вели обстоятельных разговоров с кружкой пива, выставив стулья прямо на тротуар около своих домов. Очереди стояли около лавок продававших съестное, остававшихся открытыми не смотря на позднее время. Горожане готовились к войне и осаде. Несколько раз нам попадались патрули солдат, ефрейтор махал им рукой.
Здание магистрата за неделю моего отсутствия успели привести в относительный порядок. Руины на месте крыла, которое занимала жандармерия, разобрали и вывезли. На наш стук ворота открыл один из жандармов, которые таскались со мной, пока я расследовал покушение. Кажется, его звали Варин. На лице были видны несвежие ссадины. Кисть левой руки была замотана бинтом.
Он удивленно посмотрел на меня.
— Вечер добрый, ваше высокоблагородие. А я то думал — сгинули вы.
— Шрейбе здесь?
— Да, господин оберст, третий этаж. — Варин показал на черный вхож в здание магистрата.
Я слез с коня и похромал к двери. Карл, Асанте, Орели и Вильгельм последовали за мной. Хименес со слугами остался во дворе. Краем уха я услышал, как Варин говорит Вильгельму:
— Мудак ты, Вилли. Мог бы и с собой взять оберста спасать… На силу живым ушел…
Скрипучая деревянная лестница привела нас к кабинету гауптмана. В коридоре, несмотря на поздний час, сидели просители. По виду это были какие-то мелкие помещики. Я, игнорируя их протесты, постучал и распахнул дверь, не дожидаясь ответа из-за нее. Шрейбе с гневным лицом поднялся из-за стола, но, увидев меня, опешил.
— Петер, очень рад вас видеть, — пролепетал он. Я же молча подошел к нему и коротким ударом двинул ему в морду. Кости носа хрустнули. С воплем Густаф упал на пол, приложился затылком об подоконник и потерял сознание. Из ноздрей начала капать кровь. Я же без сил опустился в кресло в углу. Орели присела рядом на пол. Злость, придававшая мне силы весь этот день, покинула меня.
— Вильгельм, я не убил его случайно? — спросил я минут через пять.
— Никак нет. Но приложили знатно, — ответил де Фризз, осматривая своего начальника.
В кабинет попытался зайти недовольный нашим самоуправством посетитель, но я рявкнул: «Приема сегодня нет и не будет!» и захлопнул дверь.