Дело приобретало неприятный оборот. По неизведанным причинам мне стало здесь намного лучше, Пьер же даже не может говорить. Где мы, и насколько далеко раскинулась «глухая зона», мне было совершенно неизвестно. Одно было ясно: сидеть и смотреть, как чахнет человек – недопустимо. Мне хотелось действовать, и немедленно. Энергия внутри меня бурлила, побуждая как можно скорее принять решение.
– Я пойду за помощью, – сказал я громко и четко лежащему человеку. – Ты уверял, что нам надо подождать пару часов. Они прошли. Так дальше продолжаться не может.
– Мм… Не… – Пьер сделал попытку подняться и сесть, но опять упал на спину. Я подхватил его под руку и помог ему принять полусидячее положение. Руки его сильно тряслись, дыхание стало тяжелым, при выдохах он опустошал свои легкие неровными партиями. Глаза впали, под ними четко оформились черные мешки. Кожа на лице сжалась и собралась в длинные морщины. За какие-то полдня он словно постарел лет на тридцать. Я никогда не слышал о таких быстрых преображениях.
Мне стало страшно за него. Что если я не смогу быстро привести помощь? Насколько времени мне придется оставить его здесь одного?
– Может, это инфекция? – сказал я вслух, не ожидая услышать никакого ответа. Другого объяснения я найти не мог: моему резкому ухудшению и потом улучшению самочувствия, и главное, тому, что происходило с Пьером.
– Не-ет! – проговорил Пьер. – Нет. Не оно. Не оно. Не оно, – хватал он ртом воздух.
Он взял меня за плечи своими ослабленными руками, и, пытаясь собраться с мыслями, уставился на меня глазами, потерявшими всякий цвет. Я до сих пор помню этот взгляд: как много он хотел сказать. Уверен, что он переживал тогда целый букет невообразимых эмоций.
Он старался дышать глубже.
– Ты не знаешь ничего, – наконец пробормотал он, закатив при этом наверх зрачки, отчего стал похож слепого. Прошло не меньше минуты, пока он скопил силы для продолжения фразы. – Мне здесь не выжить. Слишком долго ждать. Слишком долго. Я не готов был к этому. Не готов. Не готов. Не… – он умолк.
– Пьер, к чему ты должен был быть готов? Скажи мне! – положил я свою руку на его кисть. Она была подобно льду. Даже дрожь прекратилась. Я начал растирать его руку, не зная, чем еще могу помочь товарищу в столь патовой ситуации.
– Оставь меня, – прошептал он. – Слишком долго. Я скоро умру. Все бесполезно, – внезапно он улыбнулся. – Давид не ошибся. Ты живее всех живых, – слова давались ему тяжело и перед каждой фразой он подолгу собирался с силами. – Ты изменишь этот мир.
Я ничего не понимал. Меня начинали бесить эти витиеватые фразы. Нужно было решить все и сразу. К чему эти дурацкие загадки? Не нужно было быть гением, чтобы понять, что я отличался от других, как минимум от Пьера. На меня не действовало то, что убивало моего товарища. Это придавало мне уверенности, я даже был уверен в тот момент, что способен найти способ излечить Пьера. Если в целом, то мое состояние можно было сравнить с сильным наркотическим опьянением: бодрость, чувство превосходства. Только при этом сохранялась ясность мышления.
Мне хотелось встряхнуть его, выбить из него недуг, а потом заставить говорить прямо. Но как только я поднимал взгляд на его жуткое лицо, я терял уверенность, не понимая, что же мне нужно делать.
– Ты ничего не знаешь. Никто не знает. Лишь избранные, – он в очередной раз очнулся, когда я уже оставил попытки растереть его руки. – Я не человек.
– Пьер… – я не хотел слушать этот бред. Лучше тогда просто молчать и надеяться, что водитель вернется, пока не слишком поздно.
– Нет. Это правда. И ты тоже. Мы все – не люди. Но лучше тебе не знать…
Он умолк. Все мои усилия разговорить его не помогали. Вопросы оставались без ответов. Я так и не узнал, не хотел ли он отвечать или не мог, но в ответ была тишина. «Мы все – не люди». Это звучало как откровение, вырвавшееся наружу из глубин, где его долго сдерживали. Когда он говорил эти слова, он преобразился, привстал, он хотел оторваться от дивана и от тех сил, что его здесь держат. «Но это не может быть правдой. Этому нет никакого объяснения, – крутилось у меня в голове. – Чертова развалюха! Очнись же опять! Если не люди, то кто? Нет, что за чушь? Как я могу думать об этом? Просто он в очередной раз решил запудрить мне мозги».
Пока я был погружен в мысли, которые переполняли меня, заставляя то ходить по комнате, то выходить на улицу, где я совершал небольшой круг и возвращался в гостиную, Пьер перестал дышать. Взяв его за руку, я понял, что он умер.