Мир Аматорио. Доверие

Я подпираю голову ладонью и прикрываю глаза, почувствовав внезапную опустошенность. Десмонд видит меня насквозь. Он улавливает то, что ускользает от других ушей и глаз.

– Я серьезно, Крис, – настаивает Десмонд. – Расскажи мне.

В прошлом я бы непременно сменила тему и старалась отвлечь Десмонда другим менее болезненным разговором. Но я не собираюсь топтаться на собственных ошибках. Я буду откровенна с любимым и признаюсь в том, что скрываю даже от собственного брата.

Выдохнув, я открываю глаза и спрашиваю так тихо, что с трудом слышу собственный голос.

– Ты точно хочешь выслушать мое нытье?

– Да, – уверенно отвечает Десмонд. – Я хочу, чтобы ты была честна со мной.

Я нервно сглатываю и киваю. А дальше начинаю рассказывать Десмонду, как мне не хватает мамы и папы. Как мне хочется, чтобы они разделили значимый момент в моей жизни.

Все это время Десмонд внимательно меня слушает, не отводя глаз. Так, словно во всем мире для него нет ничего важнее меня и моей внезапной вспышки печали.

– Наверное, они бы гордились за меня, – шмыгнув носом, говорю я. – Может быть, после такой новости они бы простили ту Кристи, которая разводила туристов на деньги.

– Детка, не смей винить себя в своем прошлом, – мягко возражает Десмонд. – Именно твое прошлое сделало тебя такой, какая есть ты сейчас.

– Та, которая влюбила в себя самого отъявленного говнюка штата? – я слабо улыбаюсь ему сквозь слезы.

– Бери выше, – усмехается Десмонд. – Твой отъявленный говнюк вышел на международный уровень.

– И как твоя корона на голове не мешает, когда ты надеваешь гоночный шлем?

– Все просто, – Десмонд подмигивает мне. – Ты же знаешь, что у меня огромный член… То есть, шлем.

Я смеюсь в голос, несмотря на свое унылое настроение. Десмонд заставляет меня улыбаться даже в самый хмурый день.

– На самом деле… – Десмонд становится серьезным. – Мне знакомо то чувство, что ты испытываешь.

– Что именно? – тихо спрашиваю я.

– Когда я подписал свой первый контракт, я тоже жалел, что мама не видит моих успехов, – признается Десмонд. – В отличии от моего отца, мама всегда поддерживала меня.

Я хочу спросить Десмонда о его маме, но не хочу его ранить. Поэтому я молчу и просто смотрю, как он волнительно проводит рукой по волосам.

– На ее месте другая бы сказала, что гонки – это опасно и несерьезно. Но моя мама – это другая история.

Я вспоминаю портрет его мамы в кабинете отца. У нее были такие же, как и у Десмонда, голубые глаза, такие же острые скулы и темные волосы. Эта женщина была прекрасна.

Алессия Аматорио.

– Ты бы ей понравилась, – добавляет Десмонд. – Она любила в людях те качества, которые есть в тебе.

– Правда?

– Да, – Десмонд кивает. – Она была невероятно сильной и смелой. Но как и у любого человека, у нее были слабости. И мама скрывала их до самой смерти.

Дальше происходит то, что я никак не ожидаю услышать от Десмонда. Он начинает рассказывать мне о том, в чем раньше никогда мне не признавался. Все это время я едва дышу, впитывая его каждое слово.

– Если ты искала информацию о смерти моей мамы, то вероятно ты ничего не нашла, кроме нескольких снимков, сделанных на кладбище, – тихо произносит он.

Я действительно пробовала найти в Сети какие-либо факты, связанные с Алессией Аматорио. Но мне удалось лишь отыскать фотографию Маркоса, стоявшего у гроба его супруги. Больше ничего.

– Это не просто так, – продолжает Десмонд. – Мой отец побеспокоился о том, чтобы смерть мамы была скрыта от глаз и ушей посторонних.

– Почему?

На короткое мгновение Десмонд опускает взгляд, и его челюсти сжимаются. Затем он поднимает глаза и вновь смотрит на меня. Это похоже на то, словно в нем происходит борьба.

– Несколько лет назад у мамы обнаружили рак, – говорит он, и я слышу страдание в его голосе. – К тому моменту он распространился на другие органы. По прогнозам врачи давали маме не больше года, так как болезнь уже была неизлечима. Ей предложили лечь в клинику и пройти химиотерапию, чтобы попытаться продлить себе жизнь. Но вместо этого мама предпочла остаться с нами.

Десмонд замолкает, будто о чем-то задумавшись. В это мгновение я замечаю в его глазах боль, которую у него наблюдала только два раза. Первый раз, когда я сказала ему, что нам лучше расстаться перед тем, как он признался мне в любви. И второй раз, когда я убежала от него в лесу в ночь Хэллоуина.

– Что было дальше? – осторожно спрашиваю я, чтобы вырвать Десмонда из его страданий.

– Мама старалась проводить с нами, как можно больше времени. Она никому не сказала о своей болезни. Ни мне, ни папе, ни Кэшу или Грейс. И никто из нас ничего подозревал.

Глаза Десмонда становятся блестящими, и невероятная холодная горечь застывает у меня в горле. Я нервно тру пальцами область ключицы, пытаясь заглушить стон сострадания. Господи, как я хочу прижать к себе любимого и никуда не отпускать.