Мир Аматорио. Соблазн

Десмонд бросил мне вызов, рассчитывая, что я приму его и дам отпор. Но у меня есть идея получше. Если они вдвоем с Кэшем играют со мной, то мне ничего не остается, как поменять правила их игры.

Глава 19

Десмонд

Я сворачиваю на дорогу, покрытую гравием, и при виде возвышающегося здания «Саффолк-Даунс» мой пульс подскакивает от предвкушения. Знаю, что мой статус обязывает меня не волноваться. Я принимал участие в бесчисленном количестве гонок. Как и в обычных сток-кар[8], так и в известной «24 часа Ле-Манн». Но я все равно беспокоюсь.

С момента моей последней аварии прошло чуть меньше четырех месяцев, и я еще ни разу не возвращался на трек. Для меня такой перерыв равен целой вечности.

Бóльшую часть подростковой жизни я провел за рулем машины, выигрывая заезды один за другим. А когда отец терял остатки терпения и отбирал у меня тачку, я брал авто своих друзей и выжимал из них все возможное. Я практически вырос, вдавливая ногой педаль газа.

Среди гонщиков есть одна шутка: «Хочешь узнать, кто пришел к финишу первым? Тот, кому после гонок делают минет». Отчасти в этом есть доля правды: я лишился девственности буквально сразу после своей первой победы с моделью из грид-герлз[9].

Вскоре я заезжаю на частную дорогу, ведущую к одной из служебных секций «Саффолк-Даунс». Это огромное строение с многочисленными опорами, достигающих высотой в несколько этажей, над которыми нависает крыша в форме тарелки.

Когда-то в прошлом это здание служило местом для проведения скачек и казино, но затем его выкупил один держатель крупных акций. Не знаю, что конкретно он планировал сделать с «Саффолк-Даунс», однако через месяц от ипподрома не осталось следа. Все помещения полностью выпотрошили, и именно в этот момент рухнули акции нового владельца. Работа по реконструкции здания резко остановилась, и «Сафолк-Даунс» стал больше походить на строительный склад.

Обанкротившийся аукционер наспех привел в более-менее должное состояние несколько секций и стал устраивать заезды на обычных легковых автомобилях, потому что гоночный трек не требовал капитальных вложений. Так и получилось, что бывший ипподром Бостона стал сердцем гонок.

Игнорируя парковочные места, я въезжаю через распахнутые ворота в гараж. Глушу мотор, и «Sixteen» Bones замолкает, погружая салон в тишину. Я выбираюсь из своего красного Mercedes AMG и хлопаю дверцей. До моих ушей доносятся звуки работающих механизмов и ускоряющихся двигателей, а в ноздри ударяет запах, присущий исключительно гоночным машинам. В груди сердце мгновенно ускоряет свой ритм. Твою мать, как мне не хватало всего этого.

— Франция пошла тебе на пользу, — доносится за моей спиной, и я уже знаю обладателя этого голоса. — Десмонд, comment ca va? Bien?[10]

— Toujours[11], — отвечаю я, оборачиваясь.

В мою сторону приближается Лоренс Ларс — крепкий, высокий мужчина на вид того самого неопределенного возраста, когда не знаешь, годится ли он тебе в отцы, либо чувак немного старше тебя, а вчера он просто перебрал с выпивкой.

— Поверить не могу, что ты вернулся, — Лоренс с широкой улыбкой обнимает меня.

— Я тоже, — хлопаю его по спине и с непривычкой смотрю на него снизу вверх, ведь его рост гораздо больше моих шести футов плюс несколько дюймов.

Для многих Лоренс Ларс является кем-то сродни Мессии. Гонщики поклонялись его таланту, потому что в двадцать два года он успел покорить Формулу-1 и с тех пор не допускал проигрышей больше десяти лет. Пока последняя авария не отняла у него периферическое зрение. Грубо говоря, Лоренс стал видеть мир так, будто смотрит в трубу. После этого он был вынужден попрощаться с карьерой гонщика.

Но для меня Лоренс значит гораздо больше, чем звезда гонок. Он — мой лучший друг и наставник. Порой он понимал меня лучше отца. Именно по совету Лоренса я улетел во Францию. Потому что он видел, какие перемены произошли со мной после того, как мамы не стало. А когда пропала Ким — все только усугубилось.

У каждого свой рецепт заглушить в себе боль: алкоголь, наркотики, мнимые развлечения или другие менее безобидные попытки убежать от реальности. Один проклятый год отнял у меня двух близких людей, и я заглушал свою боль тем, на что был способен — высокой скоростью.

Заезды со мной для соперников превратились в игры со смертью. На гонках я действовал нагло — блокировал, подрезал и вышвыривал с трассы. Я шел к победе любыми способами, не важно, насколько «чистыми» они были. Все, что угодно, лишь бы заткнуть свою горечь. И помоги Бог тому, кто рискнул открыть рот и возмутиться моей дерзкой манерой вождения. Это были их последние в тот день слова за исключением хрипов, когда они давились собственной кровью, перед тем как их увозили в госпиталь.