Мир Азриэля. Песнь ласточки (СИ)

Из под чёрного камня начало выглядывать серебро, что словно светилось изнутри, озаряя всё вокруг не хуже двух жемчужин солнц над головой, протыкаемых высокими шпилями дворца. И до него хотелось дотронуться. Оно влекло к себе, как огонь влечёт мотылька, и Виктор не мог ничего с этим поделать. Он шагнул к нему, дотронувшись пальцами до холодного металла, и в этот миг что-то проткнуло сердце. Призрачный ворон, ютившийся в груди, распахнул свои громадные крылья, накрыв ими глаза и подняв свою голову, издав настолько пронзительный крик, что заложило уши, а в глаза вдарил золотой свет.

Глава 18. У каждого человека свои звёзды

Белый свет проникал откуда-то сверху, пробиваясь через тонкий хрусталь с серебристыми вкраплениями бриллиантов-звёзд, многочисленными бликами падая на чернильный пол, и освещая люльку из чистого серебра, с расцветшими над ней крупными золотыми бутонами цветов. Маленькие ручки так и тянулись к ним, касаясь небольшими пальчиками то одного, то другого лепестка, тут же опасливо отдёргиваясь когда те, кружа в живописном танце, спадали на нос и белое махровое одеяло. С губ тогда слетал чистый, как перезвон весенней капели, смех, эхом отражающийся от стен и хоть как-то оживляя это пустынное место, заброшенное и забытое всеми на долгие, долгие века…

Потрескавшиеся стены тут были оплетены старым неровным плющом, что взбирался вверх, подкрадываясь к люльке и взбираясь по её сделанным из стекла ножкам. Мрак царствовал в уголках комнаты, скрывая своих обитателей — ночных мотыльков с большими крыльями, рассевшимися на старых запыленных костях с истлевшими тряпками. Но вот что-то тихо зашуршало, заставив нескольких мотыльков опасливо взмыть к потолку, сверкая большими полупрозрачными крыльями с голубым отливом, кружа над колыбелью и смотря, как из костей медленно, словно растягивая удовольствие, выбирается большой змей цвета золотистого молока с большими крапинами алых глаз, неустанно следившими за колыбелью. Его длинное тело было гибким, покрытым плотным панцирем из тысячи прилегающих друг к другу чешуек, и он бесшумно скользил вперёд, по чёрным камням с тонким ковром из серой пыли.

Обогнув люльку и плавно обвив одну из хрустальных ножек, змей качнул головой, нависнув над ребёнком и вглядываясь в его белое лицо, худые ручки и золотые лепестки, что покрывали всё старое одеялко, над которым нависли бутоны золотых цветов. Он всматривался своими алыми рубинами глаз в большие и пронзительные глаза ребёнка, что с интересом поглядывал на странное существо, уже раскрывшее свою пасть с опасно блестевшими длинными клыками, с которых падали чёрные капли яда. Они упали на люльку, и с тихим треском проделали в ней трещину, что расползлась по ножке со змеем и заставила того неуверенно сомкнуть пасть и вновь приблизиться чуть поближе.

Он чувствовал кровь, чувствовал биение сердца, и собственную неутолимую жажду, застилающую глаза белой пеленой. Кроме двух скелетов в округе здесь всё равно никто не водится, так что вряд ли кто-то придёт на помощь жалкому человеческому ребёнку, брошенному на произвол судьбы.

Вновь раскрыв пасть с опасно блеснувшими серебром клыками, змей резко подался вперёд, сверкнув алыми глазами, как вдруг его голова с тихим стуком приземлилась на старое одеяло, а обезглавленное тело, вздрогнув, с грохотом повалилось на холодный пол, заливая всё тёмной липкой кровью. Она просачивалась через еле заметные стыки камней, медленно окрашивая чешую змея и подкрадываясь к старым запыленным костям.

Тяжёлый меч дрогнул и со звоном коснулся пола, когда тёмные, почти что чёрные глаза ещё долго не смели оторвать взгляда от даже не дрогнувшего ребёнка в люльке, что пытался словить маленькими пальчиками золотистый листок, в итоге упавший на его крохотный носик. Чихнув и тут же засмеявшись, дитя наконец взглянуло на незваного гостя, протянув ручку и осторожно коснувшись его длинных серых волос со старой пылью от всеми забытых коридоров.

Сложно было поверить, что в этом месте ютилась жизнь, пусть и такая небольшая, почти незначительная, едва умещающаяся на руке, но жизнь.

Протянув руку, незнакомец коснулся длинными пальцами в чёрной металлической перчатке до одеяла, осторожно оттянув его и смотря, как по белому телу ребёнка проходят многочисленные чёрные трещины, подкрадываясь к самому сердцу и вырисовывая неясные символы вокруг.

— Тьма… — не решаясь дотрагиваться до переплетения словно выжженных линий на теле прошептал он, взяв в руки старое одеяло и, осторожно подняв дитя, задумчиво вгляделся в его рыжие с золотистым отливом глаза. — И сюда добралась…