Мир без конца

Ральф и Алан влачили жалкое существование. Питались мясом животных, которых удавалось подстрелить, пили холодную воду, и Ральф сознавал, что ему уже начинает сниться снедь, какой он обычно пренебрегал: лук, яблоки, яйца, молоко. Место ночлега меняли ежедневно, но всегда разводили костер. У каждого был добротный плащ, но для ночлега под открытым небом этого было маловато и оба просыпались на рассвете, дрожа от холода. Грабили путников, которые им попадались, но добыча чаще всего оказывалась либо мелкой, либо бесполезной: ношеная одежда, корм для скота и деньги, на которые в лесу ничего не купить.

Однажды удалось украсть большой бочонок вина. Они закатили его на сотню ярдов в лес, выпили столько, сколько смогли, и благополучно заснули. Пробудившись, мучимые похмельем и в дурном настроении, они сообразили, что не смогут взять с собой полный на три четверти бочонок, а потому просто бросили его в лесу.

Ральф с тоской вспоминал прежнюю жизнь: господский дом в Уигли, пламя в очаге, слуг и обеды. Впрочем, когда ему случалось быть честным с самим собою, он понимал, что не хочет и такой жизни, слишком пресной и скучной. Может, именно поэтому он и накинулся на ту девку – ему требовались острые ощущения.

После месяца, проведенного в лесу, Ральф решил, что нужно как-то обустроить их быт. Надо было обзавестись постоянным убежищем, в котором имелось бы хранилище для припасов. Грабить же следовало не кого попало, а с умом, добывая то, что действительно могло пригодиться – теплую одежду и свежую еду.

К тому времени, когда он пришел к этой мысли, скитания привели их в холмы в нескольких милях от Кингсбриджа. Ральф помнил, что на склонах холмов, голых и пустынных по зиме, пастухи летом пасли скот и сооружали каменные укрытия в оврагах и распадках. Подростками они с Мерфином, помнится, не раз натыкались на эти грубые сооружения, разжигали там костры, жарили мясо кроликов и куропаток, которых настреляли из луков. Даже в ту пору, продолжал вспоминать Ральф, ему доставляла удовольствие охота – погоня за перепуганной дичью, стрельба, удар ножом или дубиной, отнимавший жизнь животного. Он наслаждался восхитительным ощущением власти, нанося этот последний удар.

В холмы никто не сунется, покуда не вырастет заново густая трава. Обычно скот выгоняли пастись на Духов день, когда, к слову, открывалась шерстяная ярмарка, а до этого праздника оставалось еще два месяца. Ральф выбрал укрытие, что выглядело покрепче остальных, и они с Аланом превратили хибару в свой дом. В укрытии не было ни окон, ни дверей, лишь низкий вход да в крыше зияло отверстие, куда утекал дым от очага. Развели огонь и уснули в тепле, впервые за месяц.

Близость к Кингсбриджу подала Ральфу другую блестящую мысль. Пора грабить тех, кто направляется на рынок. У них при себе сыр, мед, овсяные лепешки и бочонки с сидром – словом, все то, что изготавливают в деревнях и в чем нуждаются горожане – и разбойники.

Рынок в Кингсбридже проходил по воскресеньям. Ральф, конечно, потерял счет дням недели, но быстро восстановил упущенное, разговорив бродячего монаха – прежде чем отнять у него три шиллинга и гуся. Так что в следующую субботу они с Аланом засели у дороги на Кингсбридж и провели всю ночь без сна у костра, а на рассвете уселись в засаде.

Первыми показались крестьяне с кормом для скота. В Кингсбридже насчитывались сотни лошадей, но почти не имелось травы, и город исправно скупал сено. Но Ральфу оно не требовалось: Грифф и Флетч и без того отъедались в лесу.

Ральф вовсе не скучал в ожидании подходящей добычи. Сидеть в засаде для него было все равно что смотреть на раздевающуюся женщину. Чем дольше предвкушение, тем ярче удовольствие.

Вскоре они услышали пение. По спине Ральфа поползли мурашки: ему почудилось, что поют ангелы. Утро выдалось туманным, и потому, когда он различил поющих, их головы словно окружали нимбы. Алан, должно быть, узрел то же самое, ибо он испуганно охнул. Но это оказались всего-навсего шутки тусклого зимнего солнца, светившего сквозь туман. Пели крестьянки, тащившие в город корзины с яйцами. Такую добычу отнимать не стоило, и Ральф дал женщинам пройти, не обнаруживая себя.

Солнце поднялось чуть выше. Ральф начал беспокоиться, ведь скоро дорогу заполнят те, кто идет на рынок, и многолюдье изрядно затруднит грабеж. В этот миг показалась целая семья, мужчина и женщина за тридцать, а с ними два подростка, мальчик и девочка. Крестьяне казались смутно знакомыми: наверное, он встречал их на рынке в Кингсбридже, когда жил в городе. Они несли каждый свое: мужчина волок на спине большой короб с овощами, у женщины на плече покачивалась длинная палка, с которой свисали живые цыплята со связанными ногами, мальчик тащил тяжелый окорок, а девочка несла глиняный горшок – по всей видимости, с соленым маслом. При виде окорока рот Ральфа наполнился слюной.

Накатило возбуждение, и Ральф кивнул Алану.

Когда семья поравнялась с засадой, Ральф и Алан выскочили из кустов.

Женщина завизжала, мальчишка вскрикнул от страха.