— Королю нравится, что Филемон собирается обложить налогом клир, — рассказывал он за холодным кроликом и бокалом лучшего гасконского вина, имевшегося у олдермена. — А некоторым церковным иерархам приглянулась его проповедь, обличающая вскрытия, и мысль построить капеллу Марии. С другой стороны, Грегори не любит Филемона — говорит, ему нельзя доверять. В итоге король отсрочил выборы до возвращения монахов Кингсбриджа из обители Святого Иоанна.
— Полагаю, король не видит смысла в избрании епископа, пока свирепствует чума и город закрыт.
Клод кивнул.
— Кое-чего мне, правда, удалось добиться. Пустует место английского посла при папском дворе в Авиньоне. Я предложил Филемона. По-моему, Лонгфелло заинтересовался этим вариантом. По крайней мере не исключил его.
— Отлично!
При мысли о том, что Филемон может уехать так далеко, у Мерфина даже поднялось настроение. Как бы он хотел помочь Клоду, но олдермен уже написал Грегори письмо с просьбой поддержать гильдию; этим его возможности ограничивались.
— И еще новости — к сожалению, печальные, — продолжил Канон. — По пути в Лондон я заезжал в обитель Святого Иоанна. Анри, номинально все еще являющийся аббатом Кингсбриджа, велел мне передать внушение Филемону за то, что тот без разрешения покинул город. Но я, конечно, лишь потерял время. Вы представляете, настоятель, подражая Керис, просто не впустил меня, мы говорили через ворота. Чума как будто монахов не затронула. Но умер ваш добрый друг брат Томас. Мне очень жаль.
— Да упокоит Господь его душу, — печально отозвался Мерфин. — Он был очень плох в последнее время. Рассудок повредился.
— И вероятно, переезд в обитель ухудшил его состояние.
— Томас помогал мне, когда я был молодым строителем.
— Да, Бог нередко забирает хороших людей и оставляет дурных.
Клод уехал на следующее утро. Мостник принялся за обычные дела, как вдруг вышедший из городских ворот носильщик передал, что Ткачиха ждет у стены, желая поговорить с олдерменом и Дэви.
— Вы думаете, Медж купит мою марену? — спросил крестьянин, когда они шли по городской части моста.
— Надеюсь.
Мужчины остановились перед запертыми воротами и запрокинули головы. Медж, перегнувшись через стену, крикнула:
— Откуда марена?
— Вырастил.
— А ты кто?
— Дэви из Вигли, сын Вулфрика.
— А, парнишка Гвенды?
— Да, младший.
— Ну что ж, я проверила твой краситель.
— Правда ведь красит? — нетерпеливо спросил Дэви.
— Очень слабо. Ты перетирал корни целиком?
— А как же иначе?
— Нужно было прежде почистить.
— Я не знал. — Парень приуныл. — Так порошок не годится?
— Говорю же, очень слабый. Я не могу заплатить как за чистый краситель.
Дэви совсем скис, и Мерфину стало его очень жаль. Медж спросила:
— Сколько у тебя получилось?
— Еще девять таких же мешков по четыре галлона, — мрачно ответил крестьянин.
— Дам тебе полцены, три шиллинга и шесть пенсов за галлон. Это четырнадцать шиллингов за мешок, то есть за десять мешков — ровно семь фунтов.
Дэви расцвел. Мерфин пожалел, что рядом нет Керис разделить его радость.
— Семь фунтов! — повторил плантатор.
Решив, что он недоволен, Медж повторила:
— Больше не могу, слабоват краситель.
Но для селянина семь фунтов были целым состоянием. Батрак за такие деньги работал несколько лет, даже по нынешним расценкам. Юноша посмотрел на Мерфина.
— Я богач!
Мостник рассмеялся:
— Не трать все сразу.
На следующий день, в воскресенье, зодчий сходил на утреннюю службу в маленькую церковь Святой Елизаветы Венгерской, покровительницы целителей, затем вернулся домой и взял из огородного сарая большую дубовую лопату. Перекинув ее через плечо, он прошел по мосту к предместью и двинулся к своему прошлому.
Фитцджеральд отчаянно пытался вспомнить путь, которым шел тридцать четыре года назад вместе с Керис, Ральфом и Гвендой. Это казалось невозможным. Тропы только оленьи. Побеги превратились в мощные деревья, а крепкие некогда дубы спилили королевские лесничие. И все-таки, к своему удивлению, он кое-что узнавал: ключ, бьющий из земли, где, как вспомнил, десятилетняя Керис вставала на колени напиться воды; огромная скала — Суконщица еще сказала, будто она упала прямо с неба; небольшая болотистая долина с крутым склоном, где его новая подруга испачкала себе башмаки.
Мастер шел, и воспоминания постепенно оживали. Да, за ними побежал Хоп, а за псом пошла Гвенда. Он который раз порадовался реакции Керис на его детскую шутку и опять покраснел, оттого что в ее присутствии не справился со своим самодельным луком. А младший брат легко выстрелил и попал в цель. Мостник очень хорошо помнил Керис. Они были еще совсем детьми, но Мерфина околдовали ее быстрый ум, смелость и то, как девчонка без усилий встала во главе их маленькой компании. Еще не любовь, своего рода восхищение, но от него совсем недалеко до любви.