Мир без конца

— Тихо! Все мы умрем, когда это будет угодно Богу, но не прежде.

— Да, отец.

Белая Голова снова развернулся к окну:

— В прошлом году вы украли у нас цыплят.

— Простите, отец, — ответил Тэм. — Мы умирали с голоду.

— И теперь просите у меня помощи?

— Но вы учите, что Бог прощает.

Годвин предложил Савлу:

— Дай мне все уладить!

На лице настоятеля обители явственно читалась внутренняя борьба, он то смирялся, то вспыхивал, но в конце концов склонил голову. Аббат крикнул Тэму:

— Бог прощает тем, кто искренне раскаивается!

— Ну что ж, этого человека зовут Уин Лесник, он искренне раскаивается во всех своих грехах и хотел бы в церкви помолиться о выздоровлении, а если не суждено, то умереть в мире.

Один из разбойников чихнул. Савл отошел от окна и, уперев руки в бока, посмотрел прямо на Годвина.

— Мы не можем выгнать его!

Тот попытался говорить спокойно:

— Ты слышал, как он чихнул? Ты что, не понимаешь, что это значит? — Аббат повернулся к монахам, чтобы его слышали все. — У них у всех чума!

Раздалось испуганное бормотание. Высокий гость из Кингсбриджа и хотел их испугать. Тогда, если Белая Голова решится на открытое неповиновение, местная братия поддержит настоятеля Кингсбриджа. Савл возразил:

— Мы обязаны помочь им, даже если у них чума. Наша жизнь принадлежит не нам, чтобы оберегать ее как спрятанное под землей золото. Мы предали себя Богу, чтобы покоряться Его велениям, и Он окончит наши дни, когда на то будет Его священная воля.

— Но впустить разбойников — самоубийство. Лесные братья всех нас погубят!

— Мы люди Божьи. Для нас смерть — блаженный союз с Богом. Чего же нам бояться, отец аббат?

До беглого монаха дошло, что он производит впечатление отъявленного труса, а здешний настоятель рассуждает здраво. Он заставил себя говорить спокойно, рассудительно:

— Искать смерти — грех.

— Но если смерть приходит к нам, когда мы выполняем свой долг, мы с радостью принимаем ее.

Годвин понял, что так можно проспорить целый день. Пустыми разговорами власть не удержать. Он закрыл ставни.

— Закрой окно, брат Савл, и подойди ко мне. — Аббат в ожидании смотрел на монаха. После недолгого колебания Белая Голова послушался. — Какие три обета ты давал, брат?

Наступила тишина. Настоятель обители понимал, что Годвин не признает в нем равного, и с вызовом посмотрел на него, но затем чувство долга взяло свое, и он произнес:

— Нестяжания, целомудрия и послушания.

— И кому ты должен повиноваться?

— Богу, правилу святого Бенедикта и своему аббату.

— Сейчас перед тобой стоит твой аббат. Ты признаешь это?

— Да.

— Должен отвечать: «Да, отец аббат».

— Да, отец аббат.

— Теперь я скажу, что делать, и ты обязан покориться. — Годвин осмотрелся: — Вы все — возвращайтесь на места.

Наступила мертвая тишина. Никто не двигался, все молчали. Может обернуться по-всякому, думал беглец, — покорностью и бунтом, порядком и анархией, победой и поражением. Он затаил дыхание.

Наконец Савл склонил голову и занял свое место у алтаря. Остальные последовали его примеру. На улице послышались возгласы, но, кажется, люди уходили. Вероятно, разбойники пришли к выводу, что так и не убедили врача осмотреть больного товарища. Настоятель Кингсбриджа подошел к алтарю и развернулся к монахам:

— Закончим прерванную молитву.

Слава Отцу и Сыну
И Святому Духу.

Пели нестройно. Братья были слишком возбуждены, но все-таки стояли на своих местах и молились. Победа.

И ныне и присно
И во веки веков.
Аминь.

— Аминь, — повторил Годвин.

Кто-то из монахов чихнул.

65

Вскоре после бегства Годвина от чумы умер Элфрик. Керис жалела Алису, но не особенно скорбела. Строитель притеснял слабых и заискивал перед сильными, а из-за его наветов на суде она едва не угодила на виселицу. Мир без этого человека стал немного лучше. Даже строительное дело наладится, когда за него возьмется зять Элфрика Гарольд Каменщик. Олдерменом избрали Мерфина. Мастер говорил, что чувствует себя капитаном тонущего корабля.

Люди продолжали умирать и хоронить родных, соседей, друзей, покупателей и работников. Постоянный ужас ожесточил многих настолько, что насилие и жестокость не производили уже никакого впечатления. Те, кто думал, что умрет, пускались во все тяжкие и без удержу потакали своим прихотям, невзирая на последствия.

Мерфин и Керис пытались наладить в городе хоть какую-то нормальную жизнь. Приют оказался самой удачной затеей настоятельницы. Сироты с радостью укрывались за надежными стенами монастыря. Забота о детях, обучение их грамоте, пению отчасти восполняли подавленную материнскую потребность некоторых сестер. Съестных припасов было много, а едоков становилось все меньше. И Кингсбриджское аббатство наполнилось здоровыми детьми.