Мир без лица. Книга 2

Сердце мое пропускает удар. Я осторожно вытаскиваю руку из железной хватки демона Легбы. Врата открыты, пути указаны. Сантерия[26] состоялась. Только где же мэтр Каррефур, обманщик и антипод Легбы, божество несчастий и покровитель черной магии? Ведь не мог же он вселиться в кого-нибудь другого, в кого-нибудь из нас?

Мы, духи стихий, вряд ли способны вместить в себя что-нибудь помимо того, что УЖЕ вместили. Бездна, бескрайняя бездна плещется в наших душах. Чтобы вселиться в нас, лоа пришлось бы одолеть все воды мира. Или весь огонь мира, если говорить о Гвиллионе. Нет, мы безнадежны. Но есть еще и Марк!

С опаской всматриваюсь в лицо провидца, стоящего по ту сторону круга. Нет, Марк не изменился. Совсем. Только еще больше стал похож на бога-вседержителя с академических полотен – такой же седой и грустный. Он явно скучает и ждет, пока действо закончится, чтобы продолжить наш нескончаемый поход по этой неприветливой земле.

- Дай сердце, сердце дай! – слышится позади меня. Я застываю, прислушиваясь. Не получишь ты ни моего сердца, ни прочих органов.

Бокор широко улыбается и бросает в круг бордовый мяч свиного сердца. Фрель ловит его на лету и впивается в него зубами. Я и не заметила, что предыдущий ломоть свинины он уже сожрал.

- Свершилось! – кричит Франсиско, святой отец и чертов колдун. – Свершилось! Они оба здесь! Они оба в нем!

- Мать твою! – только и могу произнести я.

Фрель ухмыляется.

- Ну и шуточки у вас, у людей, - гудит он оперным басом. – Это ж надо – всадить в одно тело меня и Легбу!

- Ничего. Один раз можно и вместе поработать. Даже интересно, - отвечает Фрель сам себе скрипучим голосом. – Старику надо помочь. А нам надо отомстить.

- Но не жди, что я стану плясать под твою дудку, хромой швейцар, - высказывается бас. – С тобой от скуки помрешь.

- Самый правильный путь – прямой, - наставительно заявляет Фрель-Легба.

- Правильный путь – тот, который тебя не убьет! – азартно возражает бас мэтра Каррефура.

- Пожалуй, да! – соглашается сам с собой Фрель.

- Гляди-ка, тебя тоже можно переспорить!

- Да иди ты!

- Тогда уж и ты тоже иди. Туда же, куда и я.

- Заткнись.

Фрель тяжело поднимается на ноги и глядит на меня… нет, не на меня… или все-таки на меня? Определить трудно, потому что глаза его разъезжаются и приходится выбирать, в какой именно глаз смотреть, чтобы определить направление взгляда.

- Ада… - хрипит он, - Ада… Какой же у меня кавардак в башке!

- Фрель! – Я только что не плачу. – Они оставили тебе местечко? Ты все еще с нами?

- Кажется, уже не совсем… - вздыхает наш храбрый, безумно, идиотически храбрый проводник. – Я вижу что-то… лишнее. То ли у меня с глазами неладно, то ли мир совсем другой, чем я думал.

- А может, и то, и другое? – деликатно интересуется голос из тьмы, непотревоженной тьмы за магическим кругом.

Черная тень расступается и прямо из ее чрева в круг огней вступает… Мореход.

- Привет, коллеги, - говорит он Фрелю и дружески подмигивает.

Глава 3. Боги, которых мы надуваем

- Нудд… - тихо говорю я, поднимаясь из выгоревшей травы уже человеком, впрочем, изрядно перемазанным, - спасибо тебе, Нудд. Ты не думай, что я все, что ты делаешь, принимаю как само собой разумеющееся…

- Конечно, принимаешь, Мирра! – смеется сильф, преображаясь из сапсана в новый облик – в язвительного блондина с высоким лбом в залысинах. Глаза у него странные для блондина – миндалевидные. Такие глаза больше подходят латиносу – мачо и ловеласу, но уж никак не хлопцу нордического типа, вечно играющему философски настроенных негодяев. Вот уж не думала, что дети Дану любят кину… то есть кино. Тьфу! О чем это он?

- Ты, Мирра, всегда мечтала быть такой же, как наш самоуверенный коллега, Бог Разочарования. Действовать себе во благо, не разбирая средств, путей и потерь среди мирного населения…

- Неправда! – вырывается у меня против воли. Против воли – потому что прав Нудд. Прав.

Жизнь проносится перед глазами не тогда, когда ты близок к смерти. Она проносится перед тобой, когда ты близок к пониманию. И к разоблачению. К разоблачению привычек, которыми пользуешься десятилетиями, не отдавая себе отчета: что ж я такое творю?

Вначале я просто завидую. Завидую тем, кто перешептывается и хихикает на уроках, а на переменах увлеченно гуляет под руку по школьным коридорам, со страстью обсуждая всякие презренные глупости. Это – друзья. Это – влюбленные. Это – люди, которых другие люди выбирают, чтобы тесно общаться. А это я - по другую сторону холодного школьного холла, будто на другом берегу реки. Одинокий, никем не избранный детеныш. Никто не наведет мостов через реку зеленого линолеума. Никто не скажет мне: эй, Мирка, дай списать! эй, Мирка, а Иванов урод, правда? эй, Мирка, пошли в кино после уроков!