Мир без лица. Книга 2

Я сижу на камне и мерзну. По моей спине змеятся ледяные струйки воды, стекая с мокрых волос, ноги мои коченеют на скользком камне, моя потрепанная одежда заскорузлым тюком отмокает в луже. Полный набор радостей походной жизни. Молодость вернулась.

- Послушай… - Сын Дану устало потирает переносицу. Интересно, проклятому сильфу так же холодно, как мне? Мне бы хотелось, чтобы ему было ЕЩЕ холоднее. – Представь: если мы приведем Видара к Фенриру таким, каков он сейчас, что будет?

- Не знаю! – ору я, в сотый раз пытаясь отжать волосы досуха. – Заставим его прикончить эту образину – и домой!

- Заставим! – усмехается Нудд. – Тебе кажется, что в руках у нас слабое и бесхитростное существо, что мы сможем им распоряжаться, как в реальном мире ты распоряжалась подсобными рабочими? Ты вообще-то понимаешь, против ЧЕГО мы пошли?

- Против инфантильного божества, у которого конфликт с папашей и несоразмерные амбиции, вот он и ввязался в дурную компанию… - бормочу я. – Кстати, ты не знаешь, что это за компания, о которой говорила Фригг? Я думала, она ётунов имеет в виду, но они не больно-то за Видара вступились…

- Фригг говорила о вещах куда более важных, чем чья бы то ни было компания, - резко обрывает мои рассуждения Нудд. – Она говорила о пророчестве. Согласно пророчеству, миру придет конец не по воле богов, а по воле тех, кто выше.

- Выше богов? – изумляюсь я.

- Вот именно. Над божествами стоит природа. Природа этого мира. Мир, в котором ты родилась и выросла, изменяется постепенно. Но иногда и ему приходится изменять себя с помощью катастрофы. Когда все живое гибнет и приходит время для возрождения другой, доселе невиданной жизни. А здесь, – Нудд обводит рукой притихшую долину, - катастрофы в порядке вещей. Мы стоим на пороге изменения реальности. Мы пошли против желания этого мира измениться. Он себе надоел, понимаешь? Он избрал несколько существ – а может, сил природы – своими орудиями. Он себя перекраивает, он уже в процессе метаморфозы. И мы – двое придурков с хилым запасом магических трюков – норовим ему помешать!

Никогда не верила в миры, сознающие сами себя. Но это же мир, сотворенный вполне сознательным демиургом? Значит, у него тоже может наличествовать воля. Упрямая, темная, недоразвитая воля. Поставить бы ее в угол. На колени, на горох, на две-три вечности…

- Хорошо, что ты предлагаешь? – мой излюбленный ход. Если кто-то упорно не желает принимать твои рацпредложения, пусть излагает свои. Посмотрим, кто будет ржать до конца летучки.

- Идти ножками. Через весь Утгард, в грязи, в голоде, по пояс в тараканах. Пусть этот божественный бастард посмотрит на жизнь глазами мужчины. До сих пор у него только и было заботы, что самого себя развлекать. К его услугам были все красоты Асгарда и Мидгадра. Ему не хватало только всевластия, чтобы избавиться от мысли, что папаша Один все-таки помогущественнее будет. И при случае может сделать зарвавшемуся сынуле а-та-та. Он знать не знает, что такое начинать с нуля. Вот пусть и полюбуется на эту нулевую отметку – на Утгард, мир за околицей!

Я не могу не признать: рацпредложения сильфа… резонны. Видар страшно, незыблемо, божественно наивен. Он таков, какой была я и мое окружение в незапамятную эпоху тинейджерства. И мне точно так же казалось: дайте мне точку опоры, рычаг, красную кнопку и сигнальный свисток, чтобы я перевернула мир! Вопрос «Каково это – жить в перевернутом мире?» мою голову не посещал. Я свято верила, что мир СЛЕДУЕТ перевернуть, а уж дальше - не моя забота.

Но тащиться через дикие красоты Утгарда, увязая в зыбучих песках и непролазных топях, питаясь мясом каменноугольных тварей… Мой желудок совершает небольшое сальто.

- Ты думаешь, пока Одинов сынок будет вместе с нами – а если быть честными, то по нашей милости - мерзнуть, мокнуть и паршиветь, его сердце смягчится и наполнится нежностью к своим мучителям? Ты что, про стокгольмский синдром[64] начитался? Эй, ты где? – я недоуменно озираюсь.

Нудда нет. Нигде. Зато в пейзаже появилось замечательное дополнение – женщина-слон. Карликовый, правда. Еще одно из вымерших палеонтологических чудес. Хотя слонов, у которых бы вместо головы из шеи женское туловище росло, никакая палеонтология не упомнит.

Немо созерцаю это чудо природы. А что еще мне остается? Слоноженщина возвышается надо мной, огромная, несмотря на скромные, по сравнению со хоботными моего мира, пропорции. Кожа у нее серая, как у здешних троллей. Но не такая грубая, как у реального слона. В руках длинная палка, гибкая, точно хлыст. Добренький слоник, не убивай меня, пожалуйста…

- Зачем ты оскверняешь Мертвую реку? – вежливо спрашивает слоноженщина. – Ты нездешняя?

Все так же немо киваю.

- Ты не пила воды?

Отрицательно качаю головой.

- Молодец. А то я не умею выхаживать отравленных священной водой. Что это? – она наклоняется к луже между камней, выуживает мое платье. – Зачем это?

- Носить… - шепчу я.