Мир без рака. История витамина В17

«Дорогой доктор Кребс, спасибо Вам за то, что я отпраздновал свой очередной день рождения (17 мая). Пожалуйста, снова, вспомните 15-е ноября 1979 г., когда мой доктор и четыре других уролога давали мне максимум четыре месяца жизни с моим раком простаты, и настраивали на назначении радиации и химиотерапии, которые – как я знал – убили бы меня скорее, чем рак, и отказался от их лечения. Тогда в воскресенье днем я связался с Вами по телефону и принял ваш простой курс. Мне – 71 год, и я с тех пор прожил уже 13 лет. Трое из этих четырех урологов умерли от рака простаты, а тридцать или сорок человек живы и сегодня, потому что они последовали моему совету и приняли программу доктора Кребса. Еще раз спасибо Вам за то, что Вы вернули мне жизнь. Ваш друг, Бад Робинсон.»

Это письмо было написано в 1992 году. Когда автор встретился с ним в июне 1996 г., м-р Робинсон все еще удивлял своей силой. Ему было уже 75, не 71, и число больных раком, которым он помог выздороветь, выросло до 90.

Использование амигдалина в лечение рака не ново. Самый ранний зарегистрированный случай был издан в 1845 году в Парижском медицинском бюллетне. В 1842 году молодому человеку, больному раком, давали 46 000 миллиграммов амигдалина в течение нескольких месяцев и, по сообщениям, он все еще был жив-здоров во время написания статьи. Женщина с обширным раком по всему телу получала большие количества амигдалина, начиная с 1834 г. и все еще была жива ко времени этого сообщения, то есть, одиннадцать лет спустя.

Начиная с публикации этого первого сообщения, тысячи подобных историй болезни были задокументированы. Это важно знать, поскольку, как мы уже видели, представители ортодоксальной медицины заявляют, что нет никаких свидетельств действенности амигдалина. Этим свидетельствам уже полтора столетия от роду.

Когда они сталкиваются с этими свидетельствами, некоторые доктора, из-за их профессиональных предубеждений против пищевой медицины, ищут дополнительных объяснений. Их основная уловка – то, что рак не сразу отвечает на предыдущее лечение, типа радиации или химиотерапии. А когда случается, что никакого лечения до амигдалина не было, они говорят, что пациент вероятно вообще не имел рака. И когда им показывают, что присутствие рака было зафиксировано хирургией или биопсией, они в конечном счете возвращаются к заключению, что это была спонтанная ремиссия, то есть, рак прошел самостоятельно без внешней помощи.

Это верно, конечно, что такие случаи имеют место, когда раковые образования или прекращают распространяться или исчезают без какого-либо лечения. Но такие случаи редки. А касательно определенных местоположений рака – к примеру, хорионэпителиома яичников – они столь редки, что статистический анализ тут даже не помогает. И когда мы говорим о серии таких случаев, каждый из которых говорит о реальных раковых образованиях, и все они регрессировали благодаря B17, нет смысла говорить ни о каких спонтанных ремиссиях.

В речи на банкете в Сан-Франциско 19 ноября 1967 г., доктор Кребс рассмотрел шесть таких случаев. Он добавил:

«И теперь есть причина говорить о том, чтобы не проходить курс радиотерапии, потому что, если Вы не получили дозу радиации, которая поначалу потерпела неудачу, Вы не сможете наслаждаться предполагаемыми выгодами отсроченных эффектов предшествующей радиации. Таким образом этот мальчик попадает в категорию „спонтанной ремиссии“.»

И когда мы смотрим на это с научной точки зрения, мы знаем, что спонтанная ремиссия происходит меньше чем в одном из 150 000 случаев рака. Статистическая возможность спонтанной ремиссии, относящейся к шести случаям последовательного излечения от рака яичек, намного меньше, чем вероятность того, что солнце не взойдет завтра утром.