Поскольку оружие в арсенале имелось в избытке, Голомазов с Кийском провели серию опытов, которые должны были подтвердить либо опровергнуть теорию Леру относительно того, что долговечность любого автоматического устройства в условиях иллюзорной реальности багрового мира напрямую зависит от отношения к нему владельца. Результаты оказались обескураживающими: все попытки научить десантников «любить» свое оружие закончились безрезультатно. Вернее, результат каждый раз был одним и тем же: стоило солдату с оружием в руках выйти за пределы зоны стабильности станции, как спустя какое-то время, находившийся при нем трассер выходил из строя. Время, варьировало не только в зависимости от того в чьих руках находился трассер, но и от настроения солдата. Абсолютный рекорд, в течении которого оружие оставалось в рабочем состоянии, принадлежал самому Голомазову. Однако, составлял он всего сорок две минуты, что было катастрофически мало. К тому времени, когда группа, возглавляемая Стайн, доберется до места назначения, оружие подчиненных Голомазова, скорее всего, придет в полную негодность. И если, не приведи случай, возле казарменного корпуса начнется стрельба, то ответить им будет нечем.
Кийск и сам не мог понять, почему он все время словно бы был запрограммирован на ожидание чего-то нехорошего. Если как следует все взвесить, поездке в поселок людей-ящеров обещала быть куда интереснее, чем рандеву с полковником Глантом. Так почему же он не мог спокойно заниматься своим делом? Почему в голову настойчиво лезла мысль о том, что добром все это не кончится?
Некоторую ясность в понимание Кийском собственных проблем внес разговор Леру.
Как-то раз, когда они с Кийском экспериментировали за пределами станции с различными материалами, которые, как им казалось, могли обеспечить сохранность аппаратуры, необходимой для работы в поселке людей-ящеров, во время ее транспортировки, философ изрек глубокомысленно:
— Скажу только вам, по секрету, Иво, — прижав ладонь к пояснице, Леру с трудом выпрямил натруженную спину, — этот мир вводит меня в депрессивное состояние. Сам не могу понять, в чем тут причина, только временами мне хочется все бросить, запереться в своей комнате, лечь на кровать и, накрывшись с головой одеялом, отвернуться к стене. И чтобы меня больше никто не тревожил. Пусть все забудут о моем существовании. Пусть думают, что я умер, — Леру невесело улыбнулся и посмотрел на Кийска. — Должно быть, считаете меня старым маразматиком?
— Может быть, и счел бы, если бы и сам порою не испытывал то же самое, — ответил Кийск.
— Вы это серьезно? — с любопытством, но недоверчиво посмотрел на Кийска Леру.
— Абсолютно серьезно, — заверил философа Кийск. — Постоянно жду, что случится что-то непоправимое.
— Надо же... — Леру озадаченно потер пальцами кончик носа.
— А я-то думал, что это происходит только со мной. Я ведь, признаться, не привык путешествовать по планетам, у которых даже названия нет.
— Глядя на то, как уверенно вы держитесь, этого не скажешь, — с улыбкой заметил Кийск.
— Да бросьте вы, Иво, — Леру улыбнулся польщено. — Я кабинетный ученый. Принять участие в экспедиции на РХ-183 я согласился только после того, как прочитал ваш отчет.
— Чем же он вас так заинтересовал? — искренне удивился Кийск.
Отчет, которые он составил по требованию представителей Совета безопасности, содержал только сухую фактическую информацию и скрупулезное, едва ли не поминутное описание всего, что произошло на станции первой экспедиции. Никаких эмоций, никаких предположений или собственных выводов, — ничего, что, по мнению Кийска, могло бы вызвать интерес у такого человека, как Нестор Леру.
— Тем, что вы в нем даже не пытаетесь объяснить суть того удивительного феномена, который вы назвали Лабиринтом, — ответил на вопрос Кийска Леру.
— Было бы странно, если бы я попытался это сделать, — саркастически усмехнулся Кийск. — Я даже от вас ни разу не слышал ни одной гипотезы по поводу того, что представляет собой Лабиринт. Если честно, то не верится, что у вас ее нет.
— Гипотеза, конечно же, есть, — улыбнулся Леру. — И даже не одна, а несколько. Но ни одну из них я не считаю достаточно убедительной для того, чтобы можно было поделиться ею с кем-то другим. Пока это нечто, напоминающее питательный бульон, на котором со временем, быть может вырастет что-то действительно стоящее. Хотя, с такой же вероятностью он может просто зарасти плесенью.
— Вам, как всегда, не хватает фактов?
— Не столько фактов, — хотя и их конечно же катастрофически мало, — сколько личных впечатлений. Видите ли, Иво, моя работа по большей части протекает на интуитивном, чувственному уровне. А как я могу представить себе Лабиринт, если ни разу даже не видел его?
— Вы ни разу не спускались в Лабиринт? — удивленно вскинул брови Кийск.
— Увы, — с сожалением развел руками Леру. — Господин