Мир человека в слове Древней Руси

Как бы нам ни хотелось возвести этот рыцарский обычай к языческим временам, но в тексте «Русской Правды» вставки о судебном поединке «на поли» известны только в поздних списках, не раньше XV в. (Тихомиров, 1941, с. 134). В тех княжествах и землях Руси, где понятие личной чести держалось твердо, закон поддерживал это право судебного «поля». В «Псковской Судной грамоте» XV в. говорится о нем уверенно и неоднократно; «хочеть — на поле лезеть» (с. 4), «и битися на поли» (с. 25), причем оказывается возможным и «жонки з жонкою присужать поле» (с. 25), хотя трудно себе представить женщин с дубинами в чистом поле; скорее всего, вместо них сражались наемные мужики. Поединок вели до первой крови, и иноземец в Пскове записывает в 1607 г.; «Я с тобою о том на поле изыматься! Кому бог ни пособит, да свою кровь льешь на поле» (Фенне, с. 189). Церковь запрещала «поле», и впервые оно было признано только в «Судебнике» Ивана III: «А побиються на поли в заемном деле или в бою» (Судебник 1497 г., л. 1 об.) — в судебном поединке или в бою, разницы между этими «полями» не делается. Примеры известны в основном от XVI в. — времени расцвета судебных поединков как официальных форм судебной тяжбы. Образовались и формулы вызова, вот как в грамоте 1530 г.: « — Битись лѣзещи ли? — Битися лѣзю и съ иконою...» (Беляев, 1855, с. 47).

Строго говоря, «поле» — не поединок, поскольку в поисках божьего суда и «правды» поединщики не думали еще о личной чести, однако всегда предполагалось равенство противников в чистом поле: чистое поле — честный бой.

Обязательное уточнение поля — чистое поле — встречается долго в других значениях, например как "свободное пространство". Став термином, «просто» поле уже не нуждалось в уточняющем эпитете, смысл «чистого» включился в общее понятие о «поле боя». Но в других случаях определение было еще нужно для указания на контраст с «заполненным» пространством. Новые насельники прежде «диких» земель «сътвориша пустыню, яко поля чиста много» (Жит. Сергия, с. 342); для Епифания Премудрого в начале XV в. пустыня и чистое поле почти однозначны. Однозначны они и в XVII в. для казаков, ср. употребления в одном контексте: «и переселися здес в пустых мѣстах» (Пов. Азов., с. 190), «в пустыни непроходнѣи» (с. 138), «кормитъ нас на поли господь» (с. 138). В конце XVI в. один из героев «Степенной книги» «отъ града Мурома проиде частымъ лѣсомъ и чистымъ полемъ». В конце XVII в. азовские казаки, сидя в осаде, отметили: «Все наши поля чистые от орды ногайския, где у нас была степь чистая, тут стали у нас однем часом, людми их многыми, что великия непроходимыя леса темныя» (Пов. Азов., с. 130). «Степь» конкретна, «поле» же, да еще «чистое» — отвлеченное собирательное представление об открытом пространстве. И степь, и поле могут быть чистыми, т. е., очевидно, свободными, в отличие, например, от непроходимых лесов. До нашествия врагов степь была чистым полем; после начала осады, наполненная врагами, она стала подобной темному непроходимому лесу. Вместе с тем в данном описании содержится уже и намек на новое значение слова: поле как место поединка. Это понятно, потому что в конце XVII в. былины были очень распространены.

Но есть и еще одно обстоятельство, сближающее «чистое поле» вокруг Азова с былинным «чистым полем»: чистое поле свободно от ногайской орды, т. е. от степных кочевников. Связь «поля», а затем и «чистого поля» с восточными кочевниками всегда явно или скрыто выражается, даже для фольклорных текстов она обычна, например в заговорах: «Пойду в чистое поле, в восточную сторону». Чистое поле почему-то всегда оказывается на востоке, кроме того, оно всегда — граница. В «Повести о Горе-Злочастии» молодец сначала попал «на чужу страну, дальну-незнаему», а затем, возвращаясь «на свою сторону», т. е. на родину, столкнулся с Горем:

Как будет молодец на чистом поле,

А что злое Горе наперед зашло,

На чистом поле молодца встретило,

Учало над молодцем граяти,

Что злая ворона над соколом (Горе, с. 46).

Если принять во внимание, что дальше говорится и просто о «поле» за «быстрой рекой», станет ясно, что в приведенном отрывке «чистое поле» представлено как межа, грань, место, на котором возможно столкновение с бедой, стычка с врагом. Ведь пока молодец находился на чужой стороне, за пограничьем, Горе его не донимало, хотя с ним приключались всякие беды.