Мир человека в слове Древней Руси

Владимир, отправляясь на завоевание Корсуня, говорит: «Сице створю: поиду в землю и пленю градъ ихъ» (Жит. Влад.), и это также показательно. Только что говорилось о граде Корсуне, о месте, где он расположен. Земля — это и есть место размещения вражеского города, нужно пойти в землю и покорить сам город. Можно было сказать: «И взя землю их» (Патерик, Хож. игум. Даниил., Флавий, Ипат. лет., Жит. Ал. Невск. и др.), идут «по чюжимъ землямъ» (Флавий, с. 254); до XII в. говорили о «той земли», о «чюжей земли», об «иной земли», как и о «своей земли», о «нашей земли», нет еще смысловой разницы между землей и страной, потому что сама земля понимается как пространство, а пространство — всегда иное, другое, не обязательно это. Говорят: «Прилежи паче закону, неже обычаю земли» (Ответы Ио., 3) — потому что закон действует в границах государства и вечен, а обычай народный еще не забыт в пределах родовой земли. Земля и люди, на ней живущие, в представлении славян одно и то же, и нет пока никаких понятий о государстве.

С XIII в. говорят уже не просто о «земли чюжей» или «своей», а о том, что кто-то «всю землю держаху» (Ипат. лет., л. 266), кто-то землею владеет или ее уставляет (Флавий, неоднократно) и т. д. На рубеже XII и XIII вв. произошло перераспределение значений старого слова земля. С одной стороны, потому, что появилось и вошло в обиход слово страна, и потребовалось различить слова страна и земля; с другой — продолжалось внедрение в смысл коренных славянских слов некоторых значений соответствующих греческих (прежде всего социальной и административной терминологии), чему, конечно же, способствовало развитие феодальных отношений на Руси. Греческое gḗ, которое славяне переводили словом земля, многозначно; это и "земля, суша", и "край, страна", и "земельное владение". В славянском языке земля — "поверхность (земли)" или "обрабатываемая почва". Можно предположить, что значения греческих слов постепенно вошли (сначала в переводных книжных текстах, а затем и как административные термины) в значения русского слова. Действительно, уже в ранних переводах сочетание своя земля (моя земля и др.) передает греческое gé batrís "отечество" (Меландр, с. 16), следовательно, является термином социальным. Заметим, что в середине XI в. Иларион говорит конкретно о «четырех концах земли», а не о «четырех сторонах света». Если «конъ» или «край» по крайней мере частью своей могли входить в состав «своей земли», «сторона»/«страна» — всегда чужая.

Слово страна обычно употреблялось в текстах, которые описывали войны, походы, нашествия, «страна» и представлялась как сторона враждебная; связанное же с понятием власти, слово это всегда означало чужую землю. В какой мере это значение зависело от влияния византийской традиции?

Одним и тем же славянским словом страна переведены греческие gé "земля", éthnē "народ", glṓssa "языки" (Иполит, с. 26; и мн. др.), и, как мы уже говорили, страна — обязательно такое пространство, которое населено людьми. Не земля чужая важна в этом обозначении, а люди, на ней живущие. Но те же греческие слова имеют значение "край, предел", и слово страна в отличие от слова земля, обозначает не место, населенное людьми, а определенный, имеющий свои пределы край, населенный людьми. Страна не столь конкретно, как слово земля, в этом общем именовании соединены понятия территории и ее населения. «Слава моя идет по всѣи земли и по всѣмъ странамъ» (Девг. деян., с. 172). Земля одна, сторон может быть несколько; судя по древнерусским текстам — обычно четыре, причем каждая из сторон, по древним языческим приметам, имеет свой особый цвет и смысл: черный, белый, красный и желтый (т. е. золотой — север).