Мир Элдерлингов. II том

В то же время стали набирать силу и влияние те, кто поддерживал Пегого Принца. То и дело он обращался к своему деду, Королю Вирайлу, с просьбой даровать земли тому-то, повысить выплаты с налогов такому-то. Члены Пестрого Двора стали чаще бывать в Оленьем Замке, сопровождая принца с королем на охоте, прислушиваясь к болтовне застолий. Влияние их росло. Чарджер не ограничивал свой дружеский круг младшим дворянством. Каждого обитателя замка он знал по именам, и детей их тоже. Некоторые из благородных распознали в нем добродетель, и не раз я слышала, что, несмотря на дефект кожи, во всем его облике явственно проступали черты Видящих.

Мой же Рэдбёрд стал менестрелем принца и пел для него и друзей не только о славных подвигах прошлого, но, уже как подмастерье, начал слагать собственные песни о принце и его деяниях — в основном, об охоте, но порой и о хороших поступках во имя добра.

По большей части, первым слушателем Рэдбёрда была я. И поскольку почерк у меня хороший, я была счастлива записать все, что он спел, так как хотела, чтобы эти великолепные строки остались в памяти не иначе как работа Рэдбёрда Пестрого Менестреля. Да, так его стали звать, и он соответствующе одевался — в красное, черное и белое. Снова и снова мой сын повторял мне, что Чарджер хотел от его песен подлинности, без тени бахвальства. И сочинял именно такие песни. И мне преподал урок, поэтому то, что я здесь пишу — есть правда, и только правда, даже когда меня она не красит. Ибо так я пообещала своему сыну.

В те дни не без оснований заметили, что у каждого члена Пестрого Двора было кое-что общее с Пегим Принцем: в семействе каждого из них проявилась звериная магия. Иногда эти дворяне принимали участие в увеселениях Оленьего Замка: то на праздник приедут, то на охоту, то на танцевальные или музыкальные вечера. Но едва ли реже они охотились или ещё как-нибудь развлекались исключительно своей компанией. И если при этом брали с собой собак, охотничьих кошек, ястребов, хорьков и даже козлов, что ж тут такого?

Кто-то скажет, что на этих частных вечеринках они проводили темные церемонии, творили магию на крови и шкурах животных, принимали звериное обличье. Кто-то скажет, что в этом обличье они совокуплялись с животными и занимались прочей грязной магией. Кто-то скажет, что уже тогда Пестрый Двор поклялся добиться власти для Пегого Принца, и для себя заодно.

Кто-то поет ныне о том, как бешеный бык забодал лошадь Лорда Канни Видящего и чуть не убил его самого. Кто-то болтает о воронах, которые рассаживались на ветках напротив его окон и следовали за ним везде, охотился ли он в поле или прогуливался в саду в обществе дамы. Болтают, что в те годы Пегий Принц посылал своих товарищей в зверином обличье следить за Лордом Канни, выведывать его тайны и по возможности вредить ему. Но ни один истинный менестрель о таком петь не станет, ведь это подлейшая ложь. Я знаю, потому что в этом заверил меня мой Рэдбёрд.

Так обстояли дела в год, когда Пегому Принцу исполнилось семнадцать.

В тот год, одним ясным летним днем, Король Вирайл Видящий призвал своих герцогов и герцогинь к себе на пир. Он вволю накормил их, а уж вино текло — куда там зимним дождям. Когда же все насытились и разомлели, Король Вирайл подал знак. Вошел паж, несущий корону Короля-в-Ожидании — её возлагают на того, кто готовится стать следующим монархом Видящих. Семнадцать лет прошло с тех пор, как её видели в последний раз! На синей бархатной подушечке паж положил её перед королем. Все глядели в изумлении, а Лорд Канни Видящий, который явился вместе с отцом, хотя его самого и не приглашали, улыбнулся, полагая корону уже своей.

Король Вирайл встал, согбенный годами, однако все ещё величественный. Он обратился ко всем, сначала прося прощенья за безумства своей молодости, но все же выразив надежду, что в последние годы правил справедливо. Благородные гости ударили по столу и согласились с этим. Затем король сказал, что чувствует тяжесть прожитых лет и что созрел для того, чтобы подготовить себе преемника, который займет его трон. Он говорил о молодом юноше, выросшем среди них, хорошо воспитанном и скромном. Канни Видящий лучился улыбкой, будто рассветное солнце. Но вот король снова подал знак, и в пиршественный зал вошел Пегий Принц. Однако таким его до сих пор не видели: шёл он гордой походкой, одетый в царственный синий цвет Оленьего Замка, рукава все вышиты серебряной нитью. Он поднялся на возвышение и встал перед всеми рядом с королем. Какое-то время все молча смотрели на него. Он был статен, высок, широк в плечах, только темные пятна на его лице были все так же густы и шли рябью, когда он хмурился или улыбался. И все же, несмотря на свои отметины, он был ладным юношей, а без них и вовсе слыл бы красавцем.