- Ничего, - говорят над ним, - это не страшно, сейчас пройдёт. Поняла, как поить его?
Приступ кончается так же внезапно, как и начался. Он обессилено откидывается на подушку, тяжело переводит дыхание.
- Ты смотри, а?
- Рыжий, ты...
- Всё, - жёсткий голос Ворона, - дайте ему отдохнуть. Иди, поешь, я с ним сам посижу.
Он лежит и слушает ровный шум вечерней спальни, ощущая рядом тепло чьего-то тела. Только сейчас он понимает, как было холодно в "ящике". А сейчас тепло, мелкое частое покалывание в руках и ногах, ну да они же у него онемели, там он не мог шевелиться, значит что, всё кончилось? Но почему ему завязали глаза? Их ему выбили? Но тогда бы болело, а боли нет, глаза не болят.
- Что...?
- Что, Рыжий? - спрашивает голос Ворона.
- С глазами... что?
Получилось уже лучше: он сам услышал себя, и его поняли.
- Ты был в "ящике", в темноте. Чтобы не ослеп на свету, и завязали глаза. Потерпи.
Да, он помнит, извлечённым из долгих завалов тоже надевали повязку на глаза. Понятно.
- Сколько... был?
- Трое суток.
- Крепкий ты, парень, Рыжий, - вмешивается весёлый голос Старшего, - тут после суток откачать не могли, а ты смотри какой.
Его губ касается металл.
- Попей ещё.
Он приникает к воде и сжимает зубами край кружки, чтобы её не смогли забрать.
- Ты смотри, что придумал, - смеётся Ворон, - ну сам пей, только глотки маленькие делай, вот так, молодец, а теперь набери в рот и подержи просто, не глотай, правильно, глотай, и ещё раз. Вот так. Легче?
- Да, - получается совсем хорошо, слова уже не раздирают горло. - Спасибо.
- На здоровье, - смеётся Ворон.
Странно, он раньше не слышал его смеха, ни разу.
- Здорово ты, Ворон, придумал, мотри, как ладно получилось.
- Ворон, а ты чо, раньше про такое знал?
- Про "ящик"? Нет, конечно, но я из Кроймарна, там частые землетрясения, и что делать с попавшими в завал, знают все.
- Чо там?
- Как это? Земля трясётся?
- Да, - голос Ворона становится жёстко-отстранённым, ему явно не хочется об этом говорить. - Рыжий, ты что последнее помнишь?
- Последнее? - ну он уже совсем свободно говорит, отошло горло. - До "ящика"?
- Да.
Он переводит дыхание, облизывает шершавые губы, и ему опять дают попить.
- Кису помню, как... убивали её... помню, как... - и вдруг уже не криком, а рычанием, - где он?
- Нет его, - отвечает Ворон, - уволили его.
- Где?! - рычит он, срываясь с места.
Он сам не понял, какая сила швырнула его вперёд в припадке сумасшедшей нерассуждающей ярости, куда и зачем он рвался, расшвыривая вцепившихся в него людей. Если бы не Асил... Потом уже ему рассказывали, как полетели от него в разные стороны предметы и люди, что если бы койки не были намертво приделаны к стоякам, то он бы и их обрушил, что насажал синяков подвернувшимся под руку, Ворону так чуть нос набок не свернул.
- Он ближе всех был, ему и приварил...
- А страшон стал...
- И не человек быдто...
- Зубы наружу, как скажи, опять грызть будешь...
- Ну, чисто волкодлак...
Гаор только виновато ёжился, слушая эти рассказы и уже зная, что волкодлак - это волк-оборотень.
А тогда, скрученный Асилом и насильно уложенный на койку, он прохрипел что-то невнятное и потерял сознание.
И пришёл в себя уже ночью, в наполненной храпом и сопением ночной тишине. Хотелось пить. Ни на что не рассчитывая и не совсем понимая, где он, попросил.
- Пить...
- Держи, - ответил тоненький как детский голосок.
Ему дали попить из металлической кружки, и он, решив почему-то, что опять в госпитале, заснул. И оказался именно там... на фронте.
Отбой многих застал врасплох, настолько возвращение Рыжего выбило всех из обычного распорядка, а ещё ж надо было убрать после его буйства. Ну надо же, ну чисто...волкодлак.
- Ты как парня назвал?
- Да ладноть тебе, Старший, ну вырвалось спроста.
- А ты его не позорь, ту сволочь мы сами упустили...
- Ладноть, мужики, спать давайте.
- Ворон, ты как?
- Ничего, бывало хуже.
- Ты того, не держи на Рыжего...
- Пошёл ты..., а то я не вижу, что не в себе он.