Мир Гаора (СИ)

   - И всё фронт?

   - А что ещё? - горько вырвалось у Гаора.

   Матуха за руку повернула его, осматривая бока, где тоже на рёбрах выступили синяки.

   - Не скажи, я о всяком слышала. Перетерпеть надо, парень. Кровь из нутра мы тебе оттянули, вот она под кожу и выступила.

   Гаор кивнул.

   - Нутро не болит?

   - Нет.

   - И вот что? - Матуха на долю задумалась. - Есть такая штука, гимнастика, знаешь?

   - Знаю, - улыбнулся Гаор.

   - Вот и делай, чтоб у тебя там всё правильно зажило. Понял?

   Гаор кивнул. Об этом - послеоперационная гимнастика от спаек - ему ещё в госпитале говорили, но как он при всех... И словно почувствовав его затруднение, Матуха сказала.

   - А смеяться или спрашивать кто будет, скажешь, Матуха велела. Одевайся.

   Он быстро как по тревоге одевался, а она, стоя рядом, смотрела на него.

   - Да, а чего мне говорили, ты не разуваешься? В ботинках ноги преют.

   - Знаю, - ответил Гаор, заправляя рубашку и майку в штаны, - но у меня босиком ноги мёрзнут, - и сразу стал объяснять, - застудил я их давно, в Алзоне, вот и мёрзнут легко.

   Матуха кивнула, никак не показав, знает ли она, что такое Алзон, и спросила о более важном.

   - Болят или немеют?

   - И то, и то, - вздохнул Гаор.

   - Тогда к Матуне сейчас зайди, пусть она тебе чуньки даст. Беги.

   - Спасибо, - поблагодарил Гаор, выбираясь из-за занавески так, чтобы сразу оказаться в коридоре.

   Ответа Матухи он даже не услышал, побежав к Матуне: коридор-то пустеет уже. И у её двери столкнулся с ней.

   - Ко мне никак? - остановила она его. - Так время вышло. Чего случилось?

   Гаор перевёл дыхание.

   - Матуха велела чуньки, - выговорил он почти сразу, - у тебя попросить.

   - Никак ноги повредил? - удивилась Матуня.

   - Застудил я их давно, - стал снова объяснять Гаор, - мёрзнут теперь легко.

   - Ага, - кивнула Матуня, - поздно уж седни, завтра приходи, а я за день подберу тебе.

   Гаор поблагодарил и пошёл в свою спальню. Махотка по-прежнему валял дурака с девчонкой, пугал её, что затащит, а она фыркала по-кошачьи и отбивалась от его рук, но не уходила. Гаор еле протиснулся мимо них в дверь мужской спальни.

   После рассказа Гаора о зачистке посёлка, Махотка почти до утра проревел, а Плешак в тот же день рассказал, что и рабские поселки, случалось, вот так исчезали, слышали они о таком. Как послал управляющий кого по делу какому, или в лес, скажем, по ягоды девки-малолетки пошли, а приходят, а ни домов, ни следов, ни скотины, пепелище голое.

   - Мы-то думали, поблазнилось, - рассказывал Плешак, утрамбовывая в контейнер пакеты с электроодеялами, - ну померещилось, значит, или ещё что, а оно вона как выходит. Сказки даже есть такие, про огненных змеев, что как дохнут, так посёлка и не бывало. А ты, значитца, в ясность все привел. Сказки они древние, а не брехня выходит.

   - Видно, в старину тоже спецвойска были, - усмехнулся Гаор, берясь за контейнер, - везу?

   - Вези, и в левый угол заткни.

   - Понял.

   Заталкивая контейнер в указанное место, Гаор подумал, что ведь и в самом деле, выжигание непокорных - давняя традиция дуггуров. Просто заучивая на уроках истории хронику покорения Великой Равнины, он не задумывался, как в действительности выглядело Огненное Очищение. Наверное, так же, только следы не шин, а копыт. Не гильзы, а наконечники стрел, а в остальном... и ещё...

   Идя за следующим контейнером, он напряжённо вспоминал слышанное и читанное и впервые пытался посмотреть на это с другой стороны. Даже боли не замечал.

   И сейчас, лёжа на койке и слушая привычную с детства команду отбоя, он думал не о чуньках, да и ясно, что это, скорее всего, какая-то тёплая обувь, и тем более не о проступающих на спине и ягодицах синяках, ну поспит задницей кверху ещё две недели, велика важность, а о внезапно повернувшейся другой стороной всей истории. И почему Плешак как-то странно посмотрел тогда на него, когда он сказал: "Мы дуггуры". Хотя... говорил же Седой, как он сказал? Кровь перемешалась, а память нет. Чёрт, а ведь он действительно, не помнит, вернее, помнит, что ни в одном учебнике дикари, жившие на Великой Равнине и покорённые дуггурами, как-то назывались. Дикари, аборигены, або... За або могут и врезать. Тоже сказал Седой. Похоже, с этим надо ещё осторожнее. Открыть папку, достать чистый лист бумаги и написать. Дуггуры - Люди - Чистокровные. Вторая строчка. Дикари - Аборигены - Або. Нет, не так, зачеркнём, а ещё лучше замажем мазилкой, удобная штука, если бумага плотная, тетрадная промокала. Не отвлекайся. Первая строка прежняя, а новая теперь так: под словом "Люди" пишем Дикари, под словом Чистокровные - Аборигены. А под дуггурами ставим вопросительный знак. От Чистокровных и аборигенов делаем соединительную скобку и пишем "полукровки". Он мысленно перечитал получившуюся запись, вложил лист в папку и завязал тесёмки. Всё, теперь спать. Пусть лежит, пока он не получит новой информации. Сколько у него листов в папке? Про Седого - раз, про отстойники, пепел и душевые - два, это третий. Спать.

   ...Чуньки оказались просто толстыми короткими носками с пришитой к ним войлочной подошвой. Тепло, мягко и удобно. На удивлённые взгляды он кратко отвечал, как научили.