Мир Гаора (сон 1-8)

— Первая четвёрка. Подавай, — скомандовал он.

Слон бережно принял четыре кружки с дымящейся жидкостью и квадратную буханку, уже разрезанную на четвертушки.

— Вторая четвёрка, — командовал надзиратель. — Пошёл.

Гаор был в последней седьмой четвёрке. И когда Чеграш получил их паёк, первые уже доедали.

— Лопайте, — надзиратель захлопнул заслонку. — Чтоб когда вернусь, не ждать никого.

И пошёл дальше к следующей камере. За ним двое рабов в оранжевых с зелёным комбинезонах волокли тележку с кружками и буханками.

Взяв у Чеграша свою пайку, Гаор жадно глотнул горячей непонятно пахнущей жижи и впился зубами в хлеб.

— Однако наголодался ты, — покачал головой Чеграш. — Иди сядь, чтоб ровно ложилось. И не спеши, комом ляжет. Потом намаешься.

Гаор кивнул и побрёл к нарам, жуя на ходу. Сидя он допивал последние глотки. А допив, всё ещё сжимал кружку обеими ладонями, будто греясь.

— Давай сюда, — отобрал у него кружку Чеграш. — Вона идёт уже.

Надзиратель принял по счёту кружки и ушёл. Сыто отдуваясь, рабы разбрелись по камере.

— А вот случилось мне, братцы, — начал кто-то, — в Таргуйском отстойнике побывать. Так там, — рассказчик сделал паузу, и слушатели, видно, знавшие продолжение, заржали, подбадривая.

— Так там, — польщёно продолжил выделявшийся даже здесь своими лохмами и бородой мужчина, — так там мужики с бабами вместях!

— Врёшь! — подначили с верхних нар.

— А и не вру! На ночь по клетушкам разгоняет по отдельности, это да. А днём как с утра на прогулку всех выпустят, так и держат на дворе, а двор-то общий!

— Так двор, а не камера!

— А тебе что, может, и постелька нужна?

— С перинкой!

— Эй, паря, а ежли дождик?

— Так бабой и прикроешься, чуня!

Хохот гулял по камере. Невольно рассмеялся и Гаор. Седой одобрительно кивнул головой и повторил сказанное раньше.

— Выживешь.

— А надо? — вырвалось у Гаора.

— Обязательно надо, — твёрдо ответил Седой.

— Кто выжил тот и победил? — попытался улыбнуться Гаор.

— Это точно, — сказал слушавший их сверху Чеграш, — сам придумал?

— Нет, — честно ответил Гаор. — От хорошего человека услышал.

— Молодец, что запомнил, — улыбнулся Седой.

— Людей слушать надо, — согласился лежавший рядом с Гаором Зима. — Я вот когда из посёлка на завод попал, пропал бы ни за что, кабы не люди. А не малец ведь, работал уже, а на заводе другое всё. А заводского на поле выпусти, он тоже враз не потянет.

Зима говорил медленно и обстоятельно, слушать его было легко. Да и по делу же.

Донёсся стук дубинки по решетке и голос надзирателя.

— Поверка. Старшие, приготовить камеры.

— Ща и пошабашим, — спрыгнул вниз Чеграш.

— По пять становись, — гаркнул Слон.

Гаор уже привычно встал рядом с Чеграшом.

Подошёл надзиратель и откатил дверь.

— Выходи. Первая — марш.

Привычно выполняя строевые команды, незаметно для себя Гаор выпрямился и подтянулся. Его выправка привлекла внимание надзирателя.

— Ишь ты, — хмыкнул он, — как на смотру.

Гаор открыл было рот, но тут же получил еле заметный пинок в бок от Чеграша и понял, что должен промолчать.

Пока надзиратель пересчитывал выведенных в коридор рабов, изредка сверяясь со своим списком, причем, как заметил Гаор, называя не номера, а клички, хотя в списке — он прищурил глаза, вглядываясь — да, стоят номера, двое других надзирателей быстро обыскали камеру. И в камеру их запускали, так же быстро и умело обыскивая.

С лязгом задвинулась дверь, и надзиратели пошли дальше.

— Ща они блатяг бить будут, — сказал Чалый.

— За что? — не удержался Гаор.

— А там голозадые все, шебаршатся долго, — хохотнул кто-то.

Про волосатые задницы Гаор слышал ещё от училищных сержантов, и считалось это серьёзным ругательством и даже оскорблением, а вот "голозадый"… — что-то новенькое. Хотя… додумать он не успел.

— Старший, принимай.

У их камеры стоял надзиратель, а рядом с ним опять нагруженная тележка. Через то же окошко Слон принимал стопки тёмных одеял и быстро раздавал их по четвёркам.

— Всем дрыхнуть, понятно? И чтоб выть не вздумали. Шкурой ответишь.

— Понятно, господин надзиратель, — ответил уже обтянутой мундиром спине Слон.

Как и остальные, Гаор лёг, завернувшись в шершавое и показавшееся очень тёплым одеяло. Многие заворачивались с головой, но ему Седой сказал.

— Лицо не закрывай, а то лоб натрёшь.

— Понял, спасибо, — ответил Гаор.

— Не за что, — усмехнулся Седой.

А Зима откликнулся уже сонным голосом.

— Другому помочь, так и тебе помогут.

— Спи, болтун, — не всерьёз сердито сказал ему Седой.

В камере погас свет, и на пол легла чёткая тень решётки: лампы в коридоре остались гореть, и их свет теперь казался особенно ярким.

— Отбой! — донеслась по коридору в наступившей тишине уставная команда и ещё: — Услышу кого, так плакать не дам.

— Присловье, Рыжий, такое есть, — шёпотом сказал Зима. — Бьют, и плакать не дают. Понял?

— Чего непонятного, — так же шёпотом ответил Гаор.

— Спите, — тихо сказал Седой. — Обоим накостыляют, — и совсем тихо прямо в ухо ему одному, — остальное завтра узнаешь. Не спеши.