Мир Гаора (сон 1-8)

Обычно, когда Седой что-то говорил, сразу собирались слушатели, а сейчас… ни один даже головы в их сторону не повернул, будто не слышали. Не хотят слышать — понял Гаор. Он тряхнул головой и отвернулся. Он видел эти пакеты. Серые, с зелёной полосой по диагонали и рекламной надпечаткой. "Высокоэффективное натуральное удобрение!" Ещё работая в отцовском саду, когда Сержант заставлял его помогать садовнику, и в училище. Видел. И ни разу не задумался о том, что это за чёрно-серый порошок. Об этом никто не говорил. А ему не приходило в голову спросить. А если бы и спросил, что бы ему ответили? Наверное, то же, когда он спросил о другом, о белых гранулах, похожих на рис. "Химическое удобрение. Сыпь понемногу, можно сжечь корни". А то из чего делали? Тоже… из кого-то…

Гаор слез с нар и пошёл к крану. Снял рубашку и стал обтирать грудь и плечи, набирая воду в пригоршню.

— Не спеши, Рыжий, — хохотнули за спиной, — перед торгом вымоешься.

— Не мешай, он правильно делает.

— Чего? Вода здесь не матёрая.

— Верно, мёртвая вода.

— Вода везде материна.

— А не живая.

— Так и ему не сглаз смыть.

За его спиной спорили, щедро сыпя малопонятные и совсем непонятные слова. Он не вслушивался и не вдумывался, занятый одним: не дать воли вскипавшему внутри бешенству. Вода помогла мало, ожидание наполненной пригоршни только раздражало, и он отошёл от крана, оглядел камеру. Размяться что ли, а то опять суставы дубеют. Как он это объяснит остальным, он не думал. Тело требовало движения, и мышечная усталость — он это хорошо знал — всегда помогала от ненужных мыслей.

Гаор отошёл в угол к решётке, встал в стойку и стал отжиматься от стены.

— Рыжий, ты чо?!

— Слон, Рыжий стенку лбом долбит!

— Всё, спятил с ума.

— Держи его, а то…

Его схватили сзади за плечи и оторвали от стены.

— Рыжий, очнись!

Гаор недоумённо осмотрел встревоженные лица.

— Вы что?

— А ты чо?

— Чего с тобой?

— Иди сядь.

Его отвели и усадили на нары.

— И зачем это тебе понадобилось? — спокойно спросил Седой.

— Суставы застывать стали, — всё ещё не понимая причины переполоха, стал объяснять Гаор. — В одиночке когда сидел, разминался, ну и здесь…

— Понятно, — кивнул Седой, — отпустите его, всё правильно. Он же на прогулку не ходил, вот и застоялся.

— Аа!

— Это как коня если долго не выводить, он обезножит.

— Ну, паря, напугал ты нас.

— Надо ж такому…

Уже смеялись. И над ним. И над своим страхом.

— Думаем, всё, щас кусаться будет.

Рассмеялся и Гаор, наконец, сообразив, в чём дело. Надо же! Седой продолжал смотреть на него, и он уже негромко пояснил.

— И чтоб не думать. О печке.

— Я понял, — кивнул Седой. — Вот они и не думают. С этим жить нельзя. Ты на фронте много о смерти думал?

Гаор вздохнул.

— Думай не думай, она всё равно рядом ходит. Бережёшься, конечно, а… — он не договорил.

— И здесь так же, — грустно улыбнулся Седой.

— Так что? — зло усмехнулся Гаор. — И здесь фронт?

— А ты не понял ещё? — ответил вопросом Седой.

— Ну, так, кто выжил, тот и победил!

Гаор легко спрыгнул с нар и опять пошёл в угол к решётке.

На этот раз ему никто не мешал, хоть и следили за ним. Не оборачиваясь, он чувствовал на себе эти зоркие, не враждебные, но очень внимательные взгляды. Он, не спеша, не дёргаясь, размялся, разогрел мышцы, растянул суставы, отжался стоя и лёжа, на ладонях, на кулаках, на одной руке, прокачал пресс. Дальше надо бы броски вспомнить, но нужно место и спарринг-партнёр, ладно, обойдёмся, теперь на расслабление, чтоб мышцы остывали медленно, без надрыва, и всё. Он встал и потряс руками, окончательно расслабляя мышцы, встретился с внимательными глазами следивших за ним сокамерников и смущённо улыбнулся.

— Ну, как, — спросил Бурнаш, — разошёлся жеребчик?

Облегчённо грохнул хохот. Рассмеялся со всеми и Гаор.

— Даа, так ты любую бабу заездишь!

Посыпались шутки, подначки и воспоминания.

— Всем хорошо, — рассуждал Лысок, — и паёк добрый, и прижима нет, а вот баб не дают.

— Эй, Бурнаш, про Таргуйский поври.

— А вот я помню…

— Эй, Рыжий, а на фронте бабы есть?

— Ошалел? — изумился Гаор и тут же засмеялся. — Там одна баба гуляет. Приласкает, так приласкает. Смертью называется, слыхал?

— Да ну её!

— Со смертью не шути, ты ещё сортировку пройди.

— Да им стенку прошибить можно, что ему сортировка.

— А не скажи, всяко бывает.

— Это уже Судьба-сестра.

— Судьбу заговорить можно.

— А почему судьба сестра? — тихо спросил Седого Гаор.

Но ответил ему Чалый.

— Судьба со Смертью сёстры родные. Вдвоём ходят. Где поспорят, где помирятся, ну а человеку-то решение ихнее…

— Врёшь, паря, — вмешался Бурнаш. — Судьба старшая. Она решает, а Смерть только сполняет.

— Точно, — согласились сверху, — Смерть под Судьбой ходит.

— А ну вас всех в болото лешачье! — взорвался один из новеньких. — Завели. Накликать, что ль, решили? Ну, он новик, мозги набекрень, а вы то чего?!

— А ты не бухти! — сразу стал весело задираться Чеграш. — Мы и укорот сделать могём.