На продуваемом всеми ветрами горном уступе безмолвно замер высокий молодой мужчина. Относительно ровная площадка находилась на высоте нескольких сотен ярдов, яростные порывы так и норовили сбить с ног и сбросить в ужасную пропасть, но мужчина, неизвестно каким образом попавший туда, казалось, врос в скальную породу, так прямо и неподвижно он стоял. Не иначе, на крошечный пятачок взлетел на орлиных крыльях — никому из живых не забраться по гладкой отвесной скале. Длинные, ниже плеч, черные пряди развевались в воздухе, его не беспокоило пронизывающее дыхание гор, ледяная стужа с колючим снежным крошевом. Куртка небрежно распахнута, в расшнурованном вороте рубахи виднеется тело. Гладкая смуглая кожа и умело залеченные, но всё равно заметные рубцы — пересекают ключицу, в нескольких направлениях расчерчивают грудь. Раны явно нанесены не оружием, здесь поработали чьи-то длинные и очень острые когти. Странно, как он вообще остался жив, получив такие отметины. И пусть на вид мужчине никто не даст больше двадцати пяти лет, темно-карие глаза, немигающий взгляд которых пронзал туманную даль, заставлял сомневаться в его истинном возрасте. Губы мужчины тронула тень невеселой улыбки, когда за его спиной заклубился туман, из которого соткалась фигура немолодой женщины.
— Здравствуй, Ксанара, — не оборачиваясь, промолвил он. А глаза продолжали высматривать что-то, будто видели нечто куда более интересное, чем заснеженные вершины. Ксанара только усмехнулась в ответ.
— Ох, и наглец же ты. Ведь знаешь же отлично, с кем разговариваешь подобным тоном. И не страшно тебе?
— Страшно? Отчего бы? Всё самое страшное, что только могло произойти, со мной уже произошло. А смерть и вовсе имеет свойство избавлять от ненужных эмоций.
Женщина строго поджала губы и подошла поближе, стараясь заглянуть вглубь холодных, словно выстуженных глаз.
— Мы обошлись с вами жестоко, это верно. Но ведь ты знал, что идешь против законов, давным-давно установленных. Законы должны соблюдаться. А если их нарушили — следует кара.
Молодой человек молчал, на лице не отражалось никаких чувств, словно и не лицо это было, а маска. Ксанара недовольно прошипела что-то себе под нос.
— Какой упрямый. Сразу видно, в кого сыночек удался. — Хмыкнула, приметив, как дернулся уголок сурово сжатых губ. Эмоций, значит, у него не осталось… Не нужно обладать ее способностями для того, чтобы понять, что за сына он готов умереть еще хоть сто раз подряд.
— Неужели я еще не за всё заплатил, Ксанара? — тихо прошептал мужчина. — Разве так уж велико было мое преступление? Сколько же мне еще ждать?
— Немного осталось. Совсем немного, Эджай.
Вдох — и на каменной площадке никого нет. Только недовольно воет ветер, да орлы летают в вышине.
Глава четырнадцатая. Вальс сломанных судеб
— Трей, ты можешь мне объяснить, что мы здесь до сих пор делаем? — прошипел Демиан, стараясь, чтобы никто, кроме друга, его не услышал. Да и внешне никак не выдают своего раздражения — стоят двое симпатичных молодых парней, мирно беседуют, неторопливо потягивая вино из бокалов. В общем, всё чинно, благородно, даже скучно становится. Слышали бы почтенные гости, о чём ведут речь два 'благовоспитанных юноши'. — Какого нарлага мы тут уже третьи сутки отираемся? Ведь это была твоя идея! — Время от времени молодой человек бросал быстрые взгляды в сторону центрального входа. Марина, как всегда, опаздывает.
— И что ты предлагаешь? — рассеянно отозвался Трей. Демиан мысленно застонал. Иногда ему очень хочется хорошенько съездить приятелю по задумчивой физиономии. Ну, что с ним сегодня происходит? Нашел время предаваться мечтаниям! Решив, что всегда успеет осуществить свои кровожадные планы немного после, продолжил допрос с пристрастием.
— Пора бы уже что-то предпринять, пока мастер Коган и Ланадар там окончательно не перегрызлись между собой. Уж не знаю, что между ними произошло, но эти двое друг друга не в состоянии выносить. Так что нам необходимо возвращаться побыстрее. Лично я предлагаю сегодня же своровать Марину из этого гадюшника и делать ноги… Нет, леди, прошу нас извинить, мы не танцуем. — Последняя фраза была адресована уже стайке молоденьких дворяночек, застенчиво переминающихся неподалеку.
— Двадцать три, — равнодушно прокомментировал Трей.