Мир, где меня ждут

— Тогда замок не увенчивал собой скалу, и она стояла одинокая, неприкаянная, покрытая снежной побелкой… И густой связки дорог не было. Тогда здесь вообще ничего не было… Один лишь бескрайний простор. И крылатая воля. А еще — цвели маки. Целое поле маков. Алые капли крови запятнали траву. Как это было красиво… — Девушка судорожно вздохнула, не в силах произнести больше ни слова, а Кристалина лишь потрясённо хватала ртом воздух. И рада бы посмеяться над ничем не обоснованными фантазиями подруги, списать всё на богатое воображение юной ведьмы, подогретое старинной легендой о несчастной любви (авалларка успела уже горько пожалеть, что завела об этом речь)… и рада бы, но… откуда она узнала про маки?! Маки, которые еще сама Сантана, быть может, вдевала себе в косы, плела венки Аваллару. Маки, которые росли на этом лугу с незапамятных времён, уткав пёстрым ковром живописную долину, опоясанную со всех сторон шипастыми хребтами скал, будто бы задремавший дракон свернулся кольцом, положив голову на собственный хвост. Колыхались по ветру нежнейшими бутончиками яркого пламени, лепестки разлетались рдеющими угольками. И всё это огненное безумие длилось всего один короткий день в году. Вспыхивало внезапно, разгоралось поутру, чтобы на несколько волшебных часов превратить широкое поле в феерию необжигающего пожара, порадовать глаз буйным цветением, страстным танцем тонких стеблей… А ввечеру угаснуть, осыпаться миллионами искр. И так из года в год, из века в век, в одно и то же строго установленное время, будто завещано им служить безмолвным напоминанием. Чего-то. Что произошло здесь давным-давно. А четверть века тому назад исчезли. Словно бы и не было их никогда. Ни одного алого цветочка не осталось. И никто не ответит, почему так, отчего… Так откуда Марине ведомо о том, что она никак не могла видеть своими глазами, что произошло еще до её рождения? И говорить при этом так, словно бы всё же… видела?

Ярко-алые цветы почему-то совсем не напоминали ей о полях недавних сражений, залитых свежей неостывшей кровью. Лишь о земной красоте, силе жизни, цвете страсти… Податливо прогнулись гибкие стебли, а высокий ковыль колышущимся пологом сомкнулся над ними, отечески уберегая, укрывая от всего мира. Вспыхивают и гаснут разноцветные пятна перед прикрытыми глазами, бешено вращается радужная карусель. Где-то совсем близко, рукой подать, величественной рекой проплывает небо, усеянное перьями облаков, почти неотличимых от белоснежных, распущенных по ветру прядок ковыля. Это цветущие маки так безнадёжно закружили голову? Или колдовской дурман поцелуев, от которых, кажется, сами души сливаются воедино? И задыхаешься, почти теряешь рассудок, растворяясь в этой восхитительной близости, описать которую нельзя словами, можно лишь испытать её на себе. Да вот только далеко не каждому богами даётся испытать подобное. Так почему же ей дано?! Ведь она никогда не примет щедрый дар свыше! Не дерзнёт, не осмелится. Не сумеет. Почему так издевательски жестоко? Поманить распахнутыми дверями рая, которые она же сама закроет на сто ключей!

— Нельзя, — шепчет отчаянно, неловко стягивая одной рукой полураспущенную шнуровку на шее. — Дар пропадёт… — 'Ну, и пусть, пропади он пропадом! В Бездну! Пусть ему там демоны радуются, дару этому! Как же, дар! Проклятье моё…' Невыносимо хотелось разреветься, как простой девчонке, горько, не сдерживаясь. От злости, обиды, жалости к самой себе. К нему. Уткнулась лицом в надёжное плечо, затряслась всем телом, тем пуще, когда его рука раз, другой прошлась по голове, волосам, спине, гладя её, утешая, как маленькую. Вздохнул, прижал к твёрдой груди, не выпуская из объятий.

— Прости, я не знал… Думал, ведьминские уловки, чтоб излишне настырных парней отваживать. — Девушка фыркнула, пригревшись в уютном плену мужских рук.

— Если бы…

Его тепло, его запах. Сердце бешено колотится под щекой, будто бы к ней хочет. Она и так держит его в ладонях. Обладает над ним полной властью. Радоваться бы этому, так ведь нет… Вручила бы другой его сердце, верной, любящей, хорошей. Отпустила бы любимого на свободу. Да не может. Не под силу это могущественной колдунье. Неужто хорошо вольному князю в неволе? Дёрнулась, пытаясь упорхнуть из крепких объятий. Не пустил, лишь сильнее стиснул хрупкую ведьму — не вырваться. А она подняла голову, взглянула синими глазищами, уже не лёд, пламя в них плещется. Взмолилась своему наваждению:

— Отпусти, князь. И уходи, прошу тебя.

Маг ни слова в ответ не сказал, молча ушёл, не оборачиваясь. Отводя рукой с дороги печально ссутулившийся ковыль, да жгуче-горькую полынь. А для Сантаны Предел уже привычно кувыркнулся вверх тормашками, поскакал под откос кубарем, шустрым перекати-полем. Расцветали в глазах кровавыми маками алые пятна. Проклятый дар в очередной раз заявил о себе…