— Криста, ты такая счастливая! — с искренним чувством воскликнула Марина. Авалларка проницательно посмотрела на неё своими затягивающими глазами-омутами, так напоминающими чёрные очи одного дорогого сердцу хрнаительницы мага. Пришлось спешно признавать свою капитуляцию и рассказывать обо всём без утайки. — Иногда доходит до такого, что, кажется, еще совсем немного, и готова с ской башни головой… Дем с чего-то решил, будто надолго он на этом свете не задержится. Вот вроде бы и рядом мы, а на самом деле — далеко-далеко, словно мы чужие. И с каждым днём он всё больше отдаляется. Думает, что так будет лучше. Что мне легче остаться невестой, чем вдовой… А меня спросить?…
— Тьху ты! Еще и Закон этот дебильный едва ли не наново переписал, я думала — для себя старается, а оно вон как… — заметив страдальческое выражение Марининого лица, авалларка не рискнула ризвивать тему. — Н-да, у этих мужчин вечно какое-то особое мнение на счёт того, что для нас, женщин, будет лучше. А потом еще и удивляются — а отчего же всё так фигово?! Ведь они-то старались сделать так, чтоб было хорошо! Вот и приходится нам, бедным несчастным девушкам из кожи вон лезть, чтобы только не позволить любимым мужчинам наделать кучу благоглупостей. А ты чего смеёшься? Не пугай меня, милочка, а то ведь мне ничего не останется, кроме как подумать, что ты от переживаний совсем плоха стала!
— Да нет, Криста, просто вспомнила тут свои прежние посиделки с подружками. Такое милое обсуждение совершенно пястяковых, как сейчас стало понятно, проблем за чашкой чая.
— Ну извини, дорогая, чая нам сейчас тут никто не подаст, — хмыкнула княжна. — Впрочем… — осторожно выглянув поверх монументального стола, авалларка цапнула чудом уцелевший в царящем вокруг разгроме графин с белым вином. Вернулась на исходную позицию и вопросительно изогнула бровь. — М-м?
— Нет, Криста, спасибо, не хочется, — улыбнулась Марина.
— Жаль… Да и мне нельзя, — без особого огорчения констатировала огненная ведьма и метко пульнула ставший ненужным кувшин прямо в голову родовитому соотечественнику, который в тот момент как раз раздумывал, как бы половчее всадить стилет между рёбер Согрейна. Всё внимание последнего отвлекал на себя второй противник, оказавшийся, как назло, вертлявым, словно угорь на сковородке. Ведьмаку уже пару минут не удавалось его достать, и мужчины выписывали по усеянному осколками полу замысловатые вензеля, время от времени взрываясь каскадами ударов. Малоэффективнх, впрочем, — оба поединщика были слишком ловкими для того, чтобы успеть уклониться. У Когана ощутимо зудело под лопатками: хорошенько поднаторевший в сражениях маг уже примерно угадывал направление запланированного удара, но не мог отвернуться от юркого фехтовальщика даже на секунду. Ведьмацкое чутьё, реагирующее на опасность истошным воем, умиротворённо смолкло почти одновременно с негромким булькающим звуком, раздавшимся откуда-то позади и чуть справа. В следующий момент Коган изловчился-таки и приласкал врага тяжёлым подкованным сапогом в живот. Противник отлетел на пару ярдов и, оборвав роскошные портьеры, остался смирно лежать, не проявляя больше признаков агрессии, под ворохом упавшей сверху материи. Согрейну не составило труда установить и личность своего спасителя… точнее, спасительницы — будущая мать его ребёнка послала ведьмаку из импровизированного убежища очаровательную улыбку, из которой не потрудилась вытравить толику ехидства и насмешки: 'Ну-с, что бы ты без меня делал, любимый? И только посмей теперь хотя бы намекнуть, будто бы я в своём нынешнем положении в драке ни на что не гожусь!' Маг кинул в ответ взгляд, полный благодарности и обожания. Он даже и не думал спорить: 'Ты — самая лучшая. Но сейчас всё же побереги себя, будь как можно более осмотрительна'. И кинулся помогать Трею, который вряд ли стал бы возражать учителю, взявшему на себя смелость 'позаимствовать' у воспитанника пару-тройку врагов. Сам герцог-ведьмак, в нарушение всех правил придворного этикета, носился по искусно сервированным столам, расшвыривая изысканные блюда, разве только не приговаривал, для полного сходства с героем Леонида Куравлёва из 'Иван Васильевич меняет профессию': 'Икра чёрная, икра красная, икра заморская баклажанная'. Но Марина это представление не видела, а кроме неё никто из присутствующих не провёл бы аналогий с мнимым князем Милославским. Кто-то сдёрнул скатерть, кто-то ударом меча надвое развалил столешницу — Трею всё нипочём, продолжает словно бы шутя выделывать изящные пируэты, и это выглядело бы даже забавно, если не брать во внимание всю серьёзность ситуации.