Первое, о чём успел подумать Коган: никогда прежде он не видел своего сдержанного ученика в подобной ярости. Более того: он даже и не подозревал, что Демиан, хладнокровный, будто бы при рождении недополучивший обычной человеческой вздорности Демиан на такую ярость способен.
— Какого... — Демиан вставил труднопереводимое тролльское ругательство, — вы позволили ей
Зато общий посыл был предельно ясен.
Когану едва хватило выдержки скомкать собственные эмоции от мгновенного выздоровления — да что там выздоровления — оживления! — ученика и постичь причину его бешенства.
А причина была, что и говорить, веской. Столь веской, что Согрейна будто громом поразило: как, дохлый гралл ему на голову,
Рядом присвистнула Кристалина, в собственной неподражаемой манере выражая отклик на произошедшее.
Лишь Эстель, будто бы невзначай отставшая от них Эстель, и теперь едва ли видимая для ослеплённого гневом Демиана, оказалась на диво бесстрастной.
Для Когана эта её безмятежность стала самым веским ответом.
Точно перед судом произнесённое признание:
"Да, виновна".
Виновна — и ни на толику сожаления!
Грань и Бездна, Эстель! Это за годы уединённых благих трудов ты стала — кем? Расчётливой стервой?
А что ж он сам? О, с ним-то всё до банального просто, не в пример таинственной душе Эстель. Словно расхожий персонаж народного театра, статичный на года и десятилетия.
— Ещё потолкуем, — прошипел эльфийке, да что ей — у неё глаза едва не светятся, хризолитовым жёлто-зелёным огнём. А Демиан и крика б его не услышал.
Одно хорошо: недостатка в целителях не наблюдалось.
Демиан, собранный и злой, согнал всех до единого, как стаю куропаток. Под сквозняком слабо трепыхались крылья-мантии. Пусть смешного мало, но всё же: никто так и не обратил внимания на неуставной вид "Магистра севера"; Коган и сам не заметил, в какой момент посреди возникшей было кутерьмы и столь же скоро водворённого порядка ученик успел снять бесполезные повязки, привести в порядок одежду и волосы и обзавестись обувью.
Улучив время, Согрейн тотчас претворил в действие недавнее обещание: отыскал Эстель (по совести говоря, она вовсе и не пряталась, неким поистине колдовским образом незаметно находясь где-то поблизости — поблизости от Демиана, разумеется), без церемоний взял её за локоть и отвёл, нимало не сопротивлявшуюся, в ближайший закуток.
Эльфийка смотрела спокойно и прямо, и этот её вид, нимало не раскаявшейся, напротив, будто бы осенённой некоей благодатью, — был точно пламенеющий фитиль для факела гнева Когана.
Знал бы Демиан, на чью голову обрушить собственный, сталью звенящий гнев! Но он не узнает. Что бы ни случилось меж ними, Коган сохранит тайну Эстель. Как и прежде — верный оруженосец Эджая, а после — и его прекрасной избранницы. Которой, как выяснилось, и через тридцать лет ничего не стоит вертеть им по своему желанию.
Баста.
— Ты
Эстель повела плечом, прошлась по закуту, и точно на глазах к ней возвращались врождённое изящество и стать. Среди щёток и мётел — словно в зеркальном блистании дворцов!
— Я
— Ты...
— Она легла на неё сама. — Эстель встала к нему вполоборота, прямая и гордая. — Её выбор.
— Грань и Бездна! Как ты можешь, Эстель? Недопустимо — разменивать жизнь на жизнь!
Ведьмак в нём, дух от духа
Эстель метнулась к нему, быстрым — даже для ведьмака быстрым — движением, и как плётка свистел и ожигал её шёпот.
— Недопустимо? Не-до-пус-тимо? Разве не это вы делаете — все вы — размениваете жизнь на жизнь? Ты, Эджай... Демиан? Теперь ещё и Демиан? Разве вы умеете иное, научены другому? Ты злишься, Коган, ты обвиняешь меня... в чём? В том, что посягнула... на ваше исключительное