Мир глазами Гарпа

Роберта пыталась вытащить Гарпа в проход. Когда-то «крепкий орешек» отличался редкостным умением блокировать противника, а затем передавать мяч или принимать пас от другого игрока, но сейчас даже такая знаменитость, как Роберта Малдун, была не в состоянии удержать напор этих женщин.

— Прошу вас, пожалуйста, простите нас! — твердила Роберта. — Это же его мать, поймите, наконец! Он ее единственный сын.

А она — моя единственная мать! — думал Гарп, пробираясь к выходу под прикрытием Роберты и чувствуя, как острые, словно бритва, ногти Пух Перси царапают ему лицо. Пух стащила с него парик, но он рванул его к себе и прижал к животу, словно эта штуковина имела для него первостепенное значение.

— Он затрахал мою сестру до смерти! — завывала Пух Перси. Каким образом она пришла к такому выводу, Гарп никогда не узнает, но Пух явно была уверена, что все обстояло именно так. Она перелезла через спинку сиденья, на котором он только что сидел, и преследовала его и Роберту по пятам, пока они наконец не выбрались в проход.

— Дженни была моей матерью, — мимоходом сказал Гарп какой-то женщине, которая определенно была беременна. Сквозь ее презрительно-насмешливую улыбку Гарп разглядел разум и доброту, но также — отстраненность и отвращение.

— Дайте ему пройти, — тихо и довольно равнодушно сказала беременная.

Некоторые другие как будто бы отнеслись к нему с большим сочувствием и кричали, что он, сын Дженни Филдз, имеет право быть здесь. Однако Гарп слышал и совсем иные выкрики, без малейшего намека на сочувствие

Шагая дальше по проходу, Гарп почувствовал, что с него срывают накладной бюст, и, прикрываясь одной рукой, другую протянул к Роберте в надежде на ее помощь, но Роберта была, что называется, «вне игры»: несколько молодых женщин в матросских куртках повалили ее на пол и уселись на нее верхом. Гарпу вдруг пришло в голову, что они, вероятно, и Роберту считают переодетым мужчиной, а когда обнаружат свою ошибку, результаты могут быть самые плачевные.

— Беги, Гарп! — крикнула Роберта.

— Да-да, беги скорей, маленький придурок! — прошипела одна из матросских курток.

И Гарп побежал.

Он уже почти добрался до двигавшихся чередой — из одной двери в другую — женщин у дальней стены, когда чей-то пинок попал точно в цель. По яйцам его не били со времен занятий борьбой в Стиринг-скул — за столько лет он напрочь забыл, что после такого удара невозможно пошевелиться. Он упал на бок, свернулся клубком и прикрылся руками. Разъяренные женщины все пытались вырвать у него из рук парик и крошечный ридикюль, но он крепко прижимал их к себе, словно драгоценный, выигранный в тяжком поединке приз. Его еще несколько раз пнули ногами, обутыми в туфли на каблуках, несколько раз стукнули кулаком, а потом он вдруг почувствовал приятный мятный запах и услышал голос пожилой женщины, дышавшей прямо ему в лицо.

— Попробуйте встать, — ласково сказала она, и он увидел, что это медсестра. Настоящая медсестра. Никакого модного красного сердечка у нее на груди не было, только маленькая бронзово-голубая табличка с именем — она была R N, то есть «дипломированная медсестра» такая-то.

— Меня зовут Дотти, — сказала она ему; ей было лет шестьдесят, не меньше.

— Очень приятно, — сказал Гарп. — Спасибо вам, Дотти.

Она взяла его за руку и быстро провела сквозь толпу. Пока она была рядом, ни у кого, похоже, не возникало желания причинить ему боль или не дать пройти. Они просто расступались, и все.

— У вас на такси денег хватит? — спросила медсестра Дотти, когда они уже вышли на улицу.

— Да, по-моему, вполне, — ответил Гарп и пошарил в своем ужасном ридикюльчике: бумажник был на месте. А парик — еще более всклокоченный — торчал у него под мышкой. Нормальная его одежда была в сумке у Роберты, однако он тщетно высматривал ее, надеясь, что она вот-вот выйдет из дверей.

— Наденьте парик, — посоветовала Дотти, — иначе вас примут за трансвестита. — Он с трудом нацепил парик; она ему помогала. — Знаете, люди ужасно не любят трансвеститов, — прибавила она, вынула из своих седых волос несколько шпилек и постаралась соорудить Гарпу более пристойную прическу. — А царапина у вас на щеке скоро кровоточить перестанет, — сказала она.