Он был робок. Богна знала, что в конторе он не заигрывает ни с одной из сотрудниц, а когда они стали чаще бывать вместе, она заметила, что он совершенно не обращает внимания на других женщин. Прошло, быть может, полгода с момента их сближения, когда он решился признаться. Он не умел вести себя с женщинами, и в том заключалось немалое его очарование. Тогда они поехали на каяке под Виланов. Висла тут оставалась пустой, несмотря на то, что было воскресенье. Он вытащил каяк на песчаную отмель, а потом перенес Богну на берег, шагая по пояс в воде. Глаза его искрились, но хотя он смеялся, зубы его были крепко сжаты. Он не сразу отпустил ее. Стоял, держа ее крепко, и, чуть задыхаясь, произнес:
– Если бы вы знали, как я вас люблю…
Она прижалась к нему и подставила губы. Позже он положил ее на траву и целовал до потери дыхания. Это было так просто и так прекрасно. Чувства их возникли и развивались, неизмеренные, невзвешенные и неанализируемые. Именно потому были они ясными, прозрачными и непосредственными. Она не копалась в них и не исследовала. Получала их как дар от жизни и хотела этому радоваться. Потому защищалась от рефлексий и еще яростнее защищалась от людей, которые хотели бы внести в ее простое прекрасное счастье свои сомнения, опасения, предостережения и мнения. А это посыпалось со всех сторон: Шуберт, Борович, Дора, кузины, даже добрая Ендрусь. Всякий имел что-то сказать, каждый хотел из наилучших побуждений заглянуть в ее радость и оборвать лепестки с этих свежих цветов, чтобы – для блага Богны – уменьшить ее счастье. Только отец ответил на ее письмо так: «…я радуюсь вместе с тобой и вместе с тобой верю, что человек, которого ты выбрала, окажется достоин тебя».