Мир и война в жизни нашей семьи

– Как тонула?! Да ты что ж сразу-то не сказала? Да ты вся мокрая. На тебе, я вижу, ни одной сухой нитки нет. Ну-ка, ну-ка, раздевайся, снимай платьишко. А чтой-то на тебе мужская рубашка-то? Что, такая мода что ль? Ой, да и рубашка-то мокрая. Ты что ж на самом деле тонула? Где же тебя угораздило? Ведь у нас и утонуть можно только в «Чёртовой яме» на том ручейке. Ой, да что я расспрашиваю. Ты вся дрожишь. Вот что, милая, раздевайся-ка скорей. Тебя надо в чувство приводить. Раздевайся, раздевайся совсем, не стесняйся. Егор Николаевич еще не скоро придет, а так ко мне никто почти не ходит. С краю я живу-то.

Ложись на топчан, быстро-быстро. Сейчас я тебя водочкой натру. Вот так. Хорошо, я бутылку-то припасла. Сама-то я не пью, а всё надо иметь. Ведь если кто мне что-нибудь сделает, я тому лафитничек и поднесу.

Ну как, отходишь? Вот и тело начинает краснеть.

– Бабусь, не надо. Я уже согреваюсь. Мне бы сейчас горячего чайку.

– Ничего, и чаек будет. На вот, надевай мою рубашку. Ты не брезгуй, она чистая, и я не больная. Правда, маловата, наверно. Ну, налезло. Ну вот хорошо. Теперь вот надень пока эту шубейку. Ничего, что будет жарко. Сейчас я с печки валенки достану. Ну вот полежи немного так. Сейчас самовар поставлю.

Ну вот, как ты? Отогреваешься? Ну-тка, милая, пока самовар поспевает, давай-ка прими теперь из этой бутылочки внутрь.

– Да я не пью.

– Да ведь я тебя пить и не заставляю. Пей, как лекарство, для сугреву. Вот лафитничек выпьешь, и хорошо будет.

Выпила я водки, сразу как-то теплее стало. Тут поспел и самовар. Напоила меня чаем с малиновым настоем и уложила на печку. Поговорили мы немного с бабулей. Я половины и не слышала сквозь дрему. На печке было очень тепло. Меня быстро разморило, все согрелось. Чувствую, что во мне горит как снаружи, так и изнутри. Хорошо мне стало, и я не заметила, как заснула. Правда, я говорила бабуле, что я сегодня же, как только придет отец, посижу еще часок и пойду на станцию, мне надо обязательно сегодня домой.

Я легла часа в 4 дня. И, наверное, долго спала. Ну, конечно, в тот же день я не уехала домой. На другой день отец отпросился с работы пораньше. Проводил меня до станции. Через тот ручеек мы проходили по мостику: оказывается, можно было пройти, и не промочив ноги.

Не знаю, как я не заболела. Наверное, от болезни меня спасла баба Агаша (так звали эту старушку). Всю дорогу я думала о том добром человеке, что меня спас, и ругала себя, что ничего про него не знаю. Не знаю, кто он и где живет, как его звать. Молюсь за своего спасителя и не знаю, кто он. Помоги ему, боже! Пусть он будет здоровый. Пусть скорее поправится его дочь. И не знаю, какая дочка-то – большая или маленькая, как ее звать, чем она болеет. Так меня измучила мысль, что я такая неблагодарная. Меня человек спас от смерти, а я его даже не могу никак отблагодарить. Я бы для него ничего не пожалела.

Еду, молюсь, молюсь. Приехала домой к вечеру. Хорошо, дома у нас всё в порядке. Только все плачут, почему я не приехала вчера, как обещала. Ну когда я им все рассказала, что со мной случилось, они уже меня не ругали, а опять стали плакать. Плакать и от горя, и от счастья, что я жива.

Совесть меня все время мучила, что я не знаю ничего о своем спасителе. Ругала себя все время. Была очень расстроена.

Меня уже ребятишки по-всякому успокаивали. А я все мучаюсь и мучаюсь. Все думаю о том человеке. Какие же есть хорошие люди! Всё я передумала. И мне уже тоже стало совестно, что я ему предлагала деньги. Конечно, такие добрые дела за деньги купить нельзя.

В первое же воскресенье я пошла к ранней обедне и решила отслужить по моему спасителю молебен. Пришла в церковь и опять задумалась: «А как же батюшка-то, за кого он будет молиться?».

Подошла я заказать молебен и не знаю, за чьё же здоровье молиться-то.

Стою у свечницы и думаю. Та видит, что я стою рядом, держу кошелек, а деньги не вынимаю. Она меня спрашивает:

– Ну что, милая, свечку тебе, что ль?

– Да я уже и не знаю – свечку или еще что. И вспомнила тут, как когда-то мне отец читал о свечке с лошадиную ногу. Да и подумала: если бы можно было отблагодарить так, чтобы тому человеку стало хорошо, я бы не пожалела свечку не то что с лошадиную ногу, но и с ногу слона.

И рассказала я тогда свечнице, что мне нужно отслужить молебен за здоровье очень хорошего человека, за здоровье его дочки и за здоровье всех его родных. Но я не знаю его имени и фамилии. Сказала, что он мне спас жизнь.

Свечница тут же оживилась, заинтересовалась моей историей и говорит:

– Случай тут такой, что жалеть денег не надо. Я поговорю с отцом Николаем. Он что-нибудь придумает: за какого раба божьего молиться и как молиться. Давай деньги-то.

Я, когда шла в церковь-то, решила сперва купить свечей на целый рубль. Пусть горит и освещает память доброго человека. Когда же поговорила со свечницей, то решила: раз будет батюшка молиться, то надо дать не меньше трех рублей.