Мир иной. Что психоделика может рассказать о сознании, смерти, страстях, депрессии и трансцендентности

Я спросил его, согласен ли он со словами Далай-ламы, сказавшего, что идея, будто сознание возникает в мозге – идея, безусловно разделяемая большинством ученых, – это «всего лишь метафизическое допущение, а не научный факт».

– Браво! – воскликнул Джесси. – Для человека с моей ориентацией [то есть агностика, вооруженного наукой] это меняет все.

* * *

Что касается видений, подобных тому, которое явилось Бобу Джесси, то я не понимаю вот чего: почему, ради всего святого, следует всему этому верить? Я не понимаю, почему бы его просто не отнести к категории «интересных снов» или «наркотических фантазий». Но наряду с чувством невыразимости отличительной чертой мистического опыта – чем бы он ни был вызван: наркотиком, лекарственным препаратом, медитацией, голоданием, поркой или выключением органов чувств, – является убеждение в том, что в нем открывается некая глубокая объективная истина. Уильям Джеймс дал название этому убеждению: ноэтическое качество. Люди чувствуют, что их допустили к сокровенной тайне вселенной, дали соприкоснуться с ней, и от этого убеждения им никак не отделаться. Увы, пишет Джеймс, но «мечты не выдерживают этого испытания». Несомненно, именно поэтому некоторые люди, имевшие подобный мистический опыт, основывают религии, меняющие курс мировой истории или, как это происходит в подавляющем большинстве случаев, курс собственной жизни. «Несомненно», то есть отсутствие сомнения, – вот ключ к этому явлению.

Мне приходит на ум лишь несколько способов, как объяснить такое явление, и ни один из них меня полностью не удовлетворяет. Самый честный и прямолинейный, но и самый трудный – это признать, что все пережитое истинно: мол, в состоянии измененного сознания человеку открывается истина, которую все мы, стиснутые рамками обычного бодрствующего сознания, просто не видим. Однако наука не приемлет такую интерпретацию, поскольку истинность восприятия, каким бы оно ни было, не может быть подтверждена привычными инструментами. По сути, это анекдотический отчет, и как таковой он не имеет никакого значения. Науку мало интересует свидетельство отдельного индивидуума, а доверяет она ему и того меньше; в этом отношении она, что любопытно, во многом напоминает организованную религию, которая тоже мало доверяет прямым откровениям, а то и вовсе их не признает. Следует, однако, указать на то, что бывают случаи, когда у науки нет другого выбора, кроме как положиться на свидетельство индивидуума, – как, например, в случае исследования субъективного сознания, которое недосягаемо для научных инструментов и потому может лишь быть описано человеком, его вмещающим. Здесь все важнейшие данные предоставляет феноменология. Однако это не тот случай, когда выясняемые истины, касающиеся мира, находятся вне нашей головы.

Если быть точным, то проблема с верой в мистический опыт в том, что здесь часто стирается грань между внутренним и внешним, как, например, в случае с Бобом Джесси, чье «размытое осознание» принадлежало ему и в то же время существовало вне его. Но это указывает и на второе возможное объяснение ноэтического чувства: когда ощущение нашего субъективного «я» растворяется (а это часто происходит в галлюцинаторных видениях, вызванных большими дозами психоделиков, как, впрочем, и во время медитации, проводимой опытными мастерами), становится возможным отличить субъективную истину от объективной. И что еще остается скептикам, как не начать сомневаться в своем «я»?

* * *

В годы, последовавшие за первым психоделическим трипом, Боб Джесси испытал целый ряд других откровений, в корне изменивших течение его жизни. Живя в Сан-Франциско в начале 1990-х годов, он оказался в самом эпицентре бурной молодежной жизни и потому быстро обнаружил, что «коллективное возбуждение», овладевающее всеми участниками ночных дискотек или танцевальных вечеринок, с наличием психоделических «материалов» или без оных, тоже может растворять «субъектно-объектную двойственность» и открывать новые духовные перспективы. Он начал изучать различные духовные традиции, от буддизма до квакерства и медитации, и обнаружил, что его жизненные приоритеты мало-помалу меняются. «Мне начало приходить в голову, что если окунуться в эту область жизни, то опыт, вынесенный оттуда, может оказаться куда более важным и куда более полноценным, чем все то, что я делаю» как инженер-компьютерщик.