В "Очерках истории СССР. III-IX вв.", где Рыбаков был ответственным редактором и автором главы о предпосылках образования Древнерусского государства, читатель обнаружит немало отклонений от общепринятого до той поры изложения нашей древнейшей истории. Рыбаков считает, что новгородский летописец или даже киевский князь Мстислав Владимирович (1125-1132) намеренно искажали киевскую летопись [8]. Особое внимание Рыбакова привлек рассказ о Кие, легендарном основателе Киева. Правда, в Повести временных лет (ПВЛ) есть два варианта этого сказания. Согласно одному из них, Кий был Полянским князем, согласно другому — перевозчиком на Днепре. Сам летописец начала XII в. признает правильным первый вариант, с чем согласен и Рыбаков. VI век Рыбаков называет "эпохой Кия и Юстиниана" [9]. Это уже тогда должно было шокировать знающего читателя. Ведь эпоха Юстиниана — это историческая реальность, поскольку при нем Византия достигла едва ли не кульминации в своем развитии, оказав огромное влияние на мировую историю. Но о какой "эпохе Кия" можно говорить, если и летописец не дает о нем достоверных сведений. Впрочем, два десятилетия спустя Рыбаков пересмотрел свой взгляд и "установил", что Кий жил не при Юстиниане (527-565 гг.), а при Анастасии (491-518 гг.) [10].
Тезис об "эпохе Кия", ставшего из персонажа легенды крупным политическим деятелем- основателем Древнерусского государства, большинством серьезных ученых принят не был, хотя открыто и не оспаривался. Трактовка эта получила поддержку только в отдельных работах со ссылками опять-таки на Рыбакова [11]. Постепенно он не только оказался вне критики, но выдвинутые им положения стали возводиться в ранг догмы, не подлежащей никакому сомнению. "Рецензии" же на работы Рыбакова практически превратились в панегирики.
Остановлюсь на одной из последних монографий Рыбакова, посвященной Древнерусскому государству — "Мир истории. Начальные века русской истории", выпущенной издательством "Молодая гвардия" в 1984 г. и переизданной в 1987 г. (далее сноски на эту работу даются в тексте). Эта работа по существу является переложением с некоторыми сокращениями и незначительными изменениями его же книги 1982 года. Благодаря большому тиражу она доступна широкому кругу читателей.
В этом сочинении автор в достаточно ясной и лаконичной форме излагает свой подход к древнерусской истории, источникам и историографии. Начинается книга своеобразным восхвалением народного творчества, особенно былин, как народной памяти о прошлом. Похвалив былины, Рыбаков добавляет: "Научное изучение Киевской Руси не отличалось такой стройностью и логичностью, как народная память о тех отдаленных временах" (с. 11). В этих строках звучит явный призыв не доверять как синхронным Киевской Руси источникам, так и историографии, хотя, к слову сказать, сам он базируется все-таки преимущественно на интерпретации (правда, своеобразной) русских летописей и некоторых иностранных источников, а вовсе не на былинах.
Далее Рыбаков пишет: "Во времена бироновщины, когда отстаивать русское начало в чем бы то ни было оказалось очень трудно, в Петербурге, в среде приглашенных из немецких княжеств ученых, родилась идея заимствования государственности славянами у северогерманских племен. Так под пером Зигфрида Байера, Герарда Миллера и Августа Шлецера родилась идея норманизма… Более ста лет тому назад вышло монументальное исследование О. Гедеонова "Варяги и Русь", показавшее полную несостоятельность и необъективность норманской "теории", но норманизм продолжал существовать и процветать при попустительстве склонной к самобичеванию русской интеллигенции… На протяжении XX в. норманизм все более обнажал свою политическую сущность, используясь как антирусская, а затем и как антимарксистская доктрина. Показателен один факт: на международном конгрессе историков в Стокгольме (столице бывшей земли варягов) в 1960 г. вождь норманистов А. Стендер–Петерсен заявил в своей речи, что норманизм как научное построение умер, так как все его аргументы разбиты, опровергнуты. Однако вместо того, чтобы приступить к объективному изучению предыстории Киевской Руси, датский ученый призвал… к созданию "неонорманизма"" (с. 11-12). Концепция редактора ПВЛ, по словам Рыбакова, была искусственна и легковесна, а события ранней истории нашей летописью просто искажались (с. 66-69). Итак, по мнению Рыбакова, летописец плохо знал историю Руси, затем ее еще раз обработали немцы–норманисты, которым подпевала "склонная к самобичеванию русская интеллигенция", и, наконец, в наши дни ту же тенденцию продолжают зарубежные неонорманисты, не желающие заниматься объективным исследованием прошлого. Таково источниковедческое "кредо" Рыбакова.