Это успокоило министра. В конце концов, когда–нибудь придется же попробовать: наука и техника неудержимо двигалась вперед. Отечественная авиация не внушала министру доверия, но иностранная…
— Машину! — приказал. Керенский.
И он чуть не бегом двинулся через сиреневой зал.
— Куда же вы, Александр Федорович? — бросился за ним Терещенко. Первой его мыслью было: коллекцию из полутора тысяч шедевров живописи надо немедля вывезти за границу, в нейтральные страны или в США…
— Аэроплан — двухмоторный, биплан, четырехместный, — тихо информировал Керенского Боголепов–Южин.
— Ах, так? — Керенский остановился на пороге. — Я беру вас с собою, господа!
Грушевский, Винниченко, Петлюра растерянно переминались с ноги на ногу. Они не знали, что сообщил капитан Керенскому, не понимали, что тот собирается делать и куда же он так внезапно заспешил.
Керенский размышлял. Сперва перевес был на его стороне, затем — на стороне Центральной рады, потом шансы сравнялись. Но события, назревавшие в Петрограде, снова лишили его, Керенского, каких бы то ни было преимуществ…
Нет, рвать с Центральной радой в настоящий момент было неразумно.
Он сказал:
— Кое–какие… события требуют моего присутствия в столице, господа. Я… гм… вылетаю сейчас на аэроплане… — Он на миг запнулся. — Прощайте, господа…
— А… как же мы?.. А наш договор?..
— Я… гм… оповещу вас по телеграфу. Ведь мы не выставили категорических возражений против наших домогательств… Но и не дали на них окончательного согласия, — поспешно добавил он. — Мы еще вернемся к этому вопросу, господа… при условии, что все будет одобрено Учредительным собранием.
Взглянув на постные физиономии представителей Центральной ради, Керенский счел нужным и подбодрить:
— Восстание здесь будет… ликвидировано! — Улетая, он мог это обещать спокойно. — Но общими силами, само собой: против большевистской опасности мы должны быть едины! — Он не мог устоять перед соблазном произнести на прощанье хотя бы короткую речь. Сунув руку за борт френча, он провозгласил; — Пусть это будет символом нашего единства в деле революции и войны! Мы удовлетворим ваши требования, господа, при условии, что украинизированные части пойдут в наступление. Пятьдесят тысяч немедленно на линию Збараж–Скалат! Приветствую вас, господа!
Он пожал руки Грушевскому, Винниченко, Петлюре. Руки у них были влажны, пожатия вялы. Лица у всех троих осунулись.
Тогда, чтоб заронить в их перепуганные сердца надежду, чтобы — в общих интересах — поднять их упавший дух, Керенский решил каждому сказать что–нибудь приятное и ободряющее.
Грушевскому он сказал:
— Приветствую вас, президент!
Винниченко:
— Мое почтение, первый министр!
Петлюре:
— Желаю счастья начальнику вооруженных сил Украины!
Затем Керенский быстро вышел. Боголепов–Южин, позванивая шпорами, поспешил за ним. Терещенко и Церетели догоняли их почти рысцой.
Грохнула внизу, в вестибюле, дверь. Зафыркали машины: одна, следом за ней — вторая.
В этот момент невдалеке, возле университета, затрещал пулемет.
— Гасите свет, — замахал руками Грушевский.
9
Между тем восставшие полуботьковцы — пять тысяч штыков — рассыпались по улицам города. В первую очередь они разгромили квартиру командующего поисками Оберучева, арестовали коменданта города, штурмовали телеграф и вокзал.
Юнкера, которых повстанцы еще ни успели разоружить, а также богдановцы в разных концах города встретили их огнем.
Ни своих штыках полуботьковцы несли транспаранты «Долой войну!» — и на огонь юнкеров и братьев богдановцев отвечали тоже огнем, войною.
Солнце не взошло. Над днепровскими волнами клубился сухой летний туман, над парками кружилось, каркая, воронье.
Дворники в белых фартуках вышли с брандспойтами поливать улицы. Молочницы с пригородных поездов спешили к базарам — Житному, Сенному, Галицкому, Владимирскому и Печерскому. Сонно позванивали первые трамваи, выезжая из депо.
Тут и там постреливали винтовки. Там и тут отзывался пулемет.
Город и с вечера уснул не мирно — очереди за хлебом, митинги, забастовки, — однако все это было в тылу; а просыпался он и вовсе в районе боевых действий. Стычки возникали на Шулявке, на Демиевке, на Подоле и на Печерске…
Петлюра висел на телефоне во дверце Терещенко. Он телефонировал в Винницу, в Жмеринку, в Проскуров: проскуровским и жмеринским частям выступить немедленно на линию Збараж–Скалат; Винницкому же гарнизону — по двести патронов на магазин, по четыре гранаты на бойца — двигаться к столице…
Искрограмма, полученная под вечер из Петрограда, гласила: верные Временному правительству воинские части начали обстрел рабочих демонстраций.
Искрограмма из ставки: австро–германские войска хлынули в прорыв под Тарнополем и развивают наступление в направлении на Киев.
ЗАВАРУХА
1