Мир хижинам, война дворцам

И тут люди зашумели, заговорили, и всё смешалось. Данилу и Тосю бросились обнимать и целовать, потом подхватили на руки, и они поплыли над головами в воздухе, на руках дружек и бояр. Некому было и полено бросить молодым под ноги — так и осталось неизвестным, кто же первый переступил через полено и кто, таким образом, станет первым в семье…

И именно в то время, когда Данилу с Тосей в третий раз пронесли по кругу, у калитки опять возникла суматоха и во двор въехала на велосипеде студентка Марина Драгомирецкая.

Она осталась верной себе — опоздала и на этот раз.

Только велосипед под ней был как будто бы не прежний, сверкающий никелем, с сеткой над колесами, английский «дукс», а какая–то рухлядь рижского завода, самой дешевой марки.

— Неужели я опоздала? — в отчаянии кричала Марина. Соскочив с велосипеда, она схватили Тосю в объятия и — как обещала — принялась «зацеловывать ее до смерти».

И тут выяснилось, что Марина явилась с подарком.

В калитку, пара за парой, вошли двадцать парней и двадцать девушек — все в красивых народных одеждах: девушки — в корсетках и венках, парни — в вышитых рубашках: это и был прославленный хор печерской «Просвиты». Бас, баритон и тенор — Данила, Флегонт и Харитон — по уважительной причине не смогли явиться на очередную репетицию кантаты «Слава Украине», поэтому весь хор в полном составе прибыл к ним.

Хор выстроился перед молодыми и грянул — да так, что и оркестр авиаторов не в силах был бы заглушить, — кантату «Слава Украине».

— Вот это свадьба! — ахнул народ. — Да такой и у сына генерал–губернатора с дочерью графа Потоцкого не было!..

Андрей Иванов подошел к студентке Драгомирецкой и от души пожал ей руку. Потряс руку Марины и Василий Боженко.

— Ну, пани–товарищ! — сказал при этом Боженко. — Удружили! Спасибо вам от имени родителей и от всего рабочего класса!

Тося бросилась к Марине, и теперь уж сама начала зацеловывать Марину до смерти.

Дальше все пошло своим чередом. Молодых повели в комнату и посадили за стол — в красном углу, как раз против свадебного древа. Родители сели подле своих детей и напротив усадили Андрея Иванова, единодушно признанного посаженым отцом. Рядом — не то чтобы посаженой матерью, поскольку молодые годы и девичье положение того не позволяли, — но все же почетной гостьей села панночка Марина Драгомирецкая. Женщины торжественно внесли каравай — два аршина длиной и полтора шириной, — и, прикидывая в уме, принялись дробить его на малые ломтики, чтобы каждому хватило хотя бы отведать. Тогда и Харитон с Флегонтом внесли свое ведерко и начали разливать «оковиту», не зная, как им быть, потому что ведра и на гостей не хватало, а тут прибавился еще целый оркестр да сорок парней и девушек из хора!

Но Марина Драгомирецкая подала знак своим басам, и басы прямо в комнату вкатили бочонок самогона на три ведра и бочку пива — на десять ведер.

Это, собственно, и была причина опоздания Марины на свадьбу, а заодно и секрет обмена велосипеда. Свой велосипед «дукс», стоивший двести сорок рублей, Марина променяла на старую рижскую рухлядь, — такому и новому красная цена полсотни, — и в придачу получила самогонку и пиво.

Теперь можно было начинать обряд обсыпания молодых барвинком, заводить свадебные песни дружек и причитания матерей.

Пили самогон, пили пиво, кричали «горько», и молодые целовались: Данила — торжественно, Тося — испуганно.

Гости, которым не хватило места в комнате, расположились в саду, прямо между грядок с редиской и левкоями. Женщины, конечно, прихватили с собой кое–что: в узелках оказались — у кого пирожок, у кого ржавая селедка, а у кого луковица с хлебом. Юркие мальчишки уже неслись стрелой к лавре, к пани Капитолине с деньгами, что сунул отец тайком от матери, и назад — с сороковками, заткнутыми сердцевинами кукурузных початков.

Оркестр и хор состязались по очереди: оркестр — танец, хор — веселую песню для передышки. За полечкой — «У сусіда хата біла»; после краковяка — «Ой що то за шум учинився».

Вокруг кадки отплясывали сначала дружки с боярами, потом — вся молодежь, а там и старики — «ударили лихом об землю» — уже попозднее, конечно, когда солнце село за Черепанову гору, на землю опустились сумерки, и в широком небе над Печерском засверкали весенние звёзды.

Понятное дело, прежде чем ринуться в пляс, старшее поколение залихватски, в неимоверно быстром темпе, исполнило в два голоса «Кинем об землю лихом, журбою…». А когда утомила пляска, полились в очень уж замедленном темпе и традиционная «Не осенний мелкий дождичек» и «Реве та стогне…».

Гуляли сегодня не горькие обитатели нищенских хибарок на бедняцкой пригородной окраине, а веселые хозяева всего движимого и недвижимого добра на земле.

И только на балконе четвертого этажа мавританского дома не было в эту ночь веселья.