Мир хижинам, война дворцам

Каждое приветствие сопровождала буря оваций, возгласы “вив ля Франс”, “либертэ, эгалитэ, фратернитэ”, “да здравствует война до победного конца”.

Винниченко начал пробиваться к эстраде сквозь толпу, заполнявшую зал от стены до стены. Положение надо было спасать во что бы то ни стало: старое чучело натворило беды, на этом он, этакий баран, бог даст, и свернет себе шею, но интересы дела прежде всего, — и будет неплохо, если именно он, Винниченко, все-таки спасет положение.

Пробиться сквозь плотную массу людей было не так просто — со всех сторон шикали, обзывали “нахалом”, отталкивали, а то и провожали добрым тумаком под ребра. Но приходилось страдать во имя идеи, и Винниченко протискивался дальше, оттаптывая мозоли, обрывая оборки на дамских платьях и пуговицы на офицерских кителях.

Конечно, представителю Центральной рады следовало бы приветствовать господина министра, да к тому же коллегу — социалиста, первым. Но поскольку такая возможность была упущена, Винниченко, искушенный в политических делах и хорошо разбирающийся в психологических нюансах, решил про себя, что это даже к лучшему: выступить надо последним! Первый — открывает, последний — закрывает и подытоживает. От последнего оратора, собственно, и зависит, как повернуть всю церемонию, чтобы и чествование вышло наиболее удачным, и чтобы извлечена была польза для самого себя. Ведь в последнем слове Винниченко сумеет подытожить выступления всех предыдущих ораторов: кого надо — боднуть, кому следует — подпустить шпильку и в результате поставить в центр внимания Центральную раду и вообще все украинские дела. Вот сейчас он пробьется к президиуму и потребует себе последнее слово!

И вдруг в ту минуту, когда Винниченко отделяло от эстрады не более пяти шагов, председательствующий, комиссар Временного правительства на Украине, объявил:

— Итак, приветствия закончены. Слово имеет наш дорогой гость, посланец великой союзницы Франции, член руководства Второго социалистического интернационала, мсье Альбер Тома! Прошу, дорогой коллега!

Вот это был скандал так скандал!..

Министр-социалист, обладавший тонким пискливым голоском, словно исходившим из глубины его необъятного чрева, начал с информации, что прибыл он из самого пекла боев, объехав чуть не все российские фронты. Русские солдатики, по его впечатлениям, только о том и мечтают, чтоб ринуться в последнюю битву против бошей…

И тут, воздев руки и трагически потрясая ими, он вопреки всякой логике возопил, что нависла угроза страшной катастрофы, ибо русская армия стоит на месте, вперед не продвигается и даже начинает мало-помалу разбегаться. Министр-социалист союзной Франции призывал немедленно поднять боевой дух армии и начать наступление, потому что в противном случае…

Но Винниченко дальше не слушал и стал торопливо протискиваться обратно, к выходу из зала. Теперь уже надо было как можно скорее ретироваться, так как получалось, что представитель Центральной рады присутствовал, однако от приветствия… злонамеренно воздержался!..

Пробиться к выходу было еще труднее, чем войти, и пока Винниченко добрался до двери, Альбер Тома свою речь закончил. Под гром рукоплесканий и приветственные возгласы Винниченко как ошпаренный выскочил на площадку и со всех ног пустился вниз по лестнице, так как публика повалила из зала густой толпой.

Но на среднем марше лестницы, откуда виден был вестибюль, Винниченко вдруг остановился. В пустом вестибюле, между колоннами, стояла группа людей — рабочие и солдаты — под знаменем “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!”. Возглавляла группу четверка: Иванов, Боженко, Смирнов, Бош — известные в Киеве большевики. Они что-то горячо доказывали штабс-капитану Боголепову-Южину, офицеру для особых поручений при командующем округом.

Спор все разгорался: четверка большевиков и вся группа за ними двинулась к лестнице, a Боголепов-Южин даже раскинул руки, чтоб им помешать. Он не пропускал эту четверку, хотя она и пришла со своим знаменем. Быть может, потому, что все равно было поздно, а может быть, и потому, что во главе ее стояли большевики. Это была делегация от Совета фабрично-заводских комитетов города — Иванов, и от Центрального бюро профессиональных союзов — Боженко и Смирнов. Бош, очевидно, представляла областной комитет большевиков или Совет рабочих депутатов.

Встречаться с Бош, Смирновым и Боженко, особенно с Андреем Ивановым, с которым ему не раз доводилось скрещивать оружие на митингах, Винниченко вообще не стремился, а сейчас ему это было и вовсе не с руки. Еще начнут апеллировать к Винниченко, как к представителю украинской социал-демократии, что вот, мол, глядите — свобода совести, а большевиков не пропускают!

Заторопившись, чтоб спускающаяся сверху толпа не подхватила и не увлекла его вниз, Винниченко побежал назад, вверх по лестнице.

Но — куда же? Из дверей зала как раз валил густой поток, и в центре его плыл в воздухе сам Альбер Тома: его выносили на руках экспансивные дамы. Бедный толстяк отбивался, барахтался, наконец вырвался и стал на пол обеими ногами.