Мир хижинам, война дворцам

Капрал скомандовал в третий раз, и австрийцы запели свою любимую — и грустную и веселую — песню: “Зажурились галичанки”.

Были среди ста двадцати и чехи, и словаки, и словенцы, и сербы, и хорваты, и поляки; даже два венгра-гонведа и один немец-кирасир прибились к этой группе на этапном пункте. Но больше всего было здесь галичан из украинского легиона, и потому песни в команде пелись, как всегда, украинские.

Хто ж нас поцілує в уста малинові,
Карі оченята, чорні брови…

Стражники-бородачи поплелись следом.

— Ружья, ружья возьмите! — кричали им из толпы.

И хлопцы догоняли ополченцев и совали им в руки оружие, — ведь записано оно за каждым под личным номером, и отвечать пришлось бы людям перед начальством, ежели что…

Унтер тащился и хвосте. Он оглядывался, плевался и грозил кулаком неведомо кому.

Становилось жарко. Все затихло от зноя. Даже кулики на болоте больше ни свистели…

ПЕРВЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ДЕНЬ

1

Петлюре было ясно: мобилизованные воевать не хотят.

“Полуботьковский инцидент” не представлял исключения: в Чернигове, Полтаве, Одессе и Екатеринославе украинизированные батальоны тоже отказались ехать на фронт. Украинской армии из украинизированных частей фактически не существовало…

Но откуда взять национально-сознательный элемент, который добровольно возьмет винтовку и с охотой пойдет на позиции воевать до победного конца?

В раздумье и расстройстве поглядывал Петлюра в окно.

За окном лил дождь, по-осеннему мелкий и надоедливый. Дома по ту сторону улицы виднелись словно сквозь завесу, по земле стлался туман, с неба нависали лохматые тучи.

Петлюра сидел и собственном кабинете — в служебном кабинете генерального секретаря по военным дедам. Керенский не соврал: Временное правительство признало Генеральный секретариат Центральной рады, — положение к Петрограде было трудное. Но с автономией Украины дело пришлось замять. Само собой понятно, что второй “универсал”, о том, что автономия не войдет в силу до Учредительного собрания, пришлось только опубликовать в газетах, а о торжественном молебствии на Софийской площади речи уже не было.

Петлюра позвонил — на столе стоял, как положено, серебряный колокольчик — и скачал хорунжему Галчко, едва она появилась на пороге:

— Сегодня у нас день аудиенций. Прощу строго следить за очередью.

— Слушаю, пан генеральный секретарь! — Панна Галчко щелкнула каблуками и тут же щелкнула вторично.

— Что такое?

— Прошу прощения, пан генеральный секретарь… В городе опять неспокойно…

— Неспокойно? Что случилось?

— Вооруженные анархисты напали на Лукьяновскую тюрьму. Стража разогнана, арестанты выпущены на волю. Сто девять человек, пан генеральной секретарь!

— Сто девять заключенных? — Петлюра всполошился. — Анархисты? Большевики? Полуботьковцы?

— Никак нет, пан генеральный секретарь: уголовные, разбойники с большой дороги, ночные налетчики, хулиганы…

— А! — рассердился Петлюра. — Что же вы мне голову морочите!.. Извините, панночка, но это уже забота милиции! Прошу пустяками не отвлекать моего внимании от государственный дел!.. Кто ожидает приема?

— Чотарь Мельник и пан дабродий Тютюнник, пршу пана.

— А-а! Значит, прибыл ваш Мельник? А Оберучев выдал ему какой-нибудь приличный документ?

— Так, пршу пана генерального секретаря: согласно легитимации чотарь Мельник выписан из этапа военнопленных и передан в распоряжение Центральной рады для культурно-просветительной деятельности — для воспитания русского патриотизма в лагерях пленных для австрийских украинцев.

— Чудесно! Зовите вашего Мельника!

Именно Мельник и был сейчас нужен Петлюре до зарезу. Рекомендация руководителя национального дела в Галиции митрополита Шептицкого свидетельствовала, что его личный секретарь, молодой кандидат теологический наук Андрей Мельник, является специалистом по сугубо светскому вопросу организации вооруженных сил. Лишь несколько дней тому назад — в бою под Конюхами — чотарь легиона “усуссов”[44] Андрей Мельник попал в русский плен. Между Шептицким и Грушевским так и было договорено: эмиссар Шептицкого передается в плен, а Центральная рада немедленно его вызволяет из лагеря для военнопленных…

2

Дверь отворилась, и панна Галчко впустила чотаря Андрея Мельника.

Переступив порог, Андрей Мельник вытянулся и замер: чотарь — самый низший офицерский чин — стоял перед генеральным секретарем по военным делам — самой высокой особой и будущем украинском поиске.

С минуту Петлюра удивленно разглядывал незнакомца. Он заранее нарисовал себе хотя неясный, но все же совсем иной образ митрополитова эмиссара — молодого теолога и опытного организатора военного дела: теолог должен бы быть ксендзом с тонзурой на макушке; военный же организатор представлялся ему в образе запорожского казачины. Но Петлюра не увидел перед собой ни вкрадчивого иезуита, ни бравого вояки.