В восемь часов утра, как обычно, разбежались от типографии мальчишки-газетчики, оглашая улицы певучими и пронзительными криками: “Киевская мысль”! “Последние новости”! “Южная копейка”! Последнее название было с давних пор насмешливо переиначено и выкрикивалось непременно так: “Дюжина — копейка! ” А применительно к содержанию сегодняшнего номера — как наиболее сенсационную новость и выражение своего неисправимого профессионального скептицизма в оценке мировых событий — они горланили только что скомпонованную частушку:
В сегодняшнем номере газеты — ложкой будничного дегтя в бочку праздничного меда — было помещено официальное уведомление о сокращении сахарного пайка до фунта в месяц и хлебного — до фунта в день, а также о запрещении свободной продажи на рынках куриных, утиных и даже голубиных яиц…
По улицам громыхали трамваи — огромные пульманы франко-бельгийской компании с плетеными венскими сиденьями; катили один за другим тупорылые автоомнибусы маршрутных линий на Дарницу и Святошино; мчались трехколесные “циклонетки-таксомоторы” с клаксонами, оглашающими ущелья улиц пикантными мотивами из популярных оперетт.
В девять часов начались стихийные манифестации.
Из Политехнического института, расположенного на Брест-Литовском шоссе, высыпали студенты-политехники со знаменем, на котором было написано: “Свобода — народу! ” Они перешли на Святославскую, к Высшим женским курсам, и оттуда повели с собою курсисток, шедших под знаменем “Да здравствует свобода!”. Политехники и курсистки промаршировали до Коммерческого института, находившегося на углу Нестеровской, и включили в свои ряды студентов-коммерсантов под знаменем “Свобода — наше будущее!”. На углу Владимирской к ним присоединились и студенты университета. Лозунг на знамени универсантов был предельно лаконичен: “Свобода!” Но, вопреки правилам грамматики, слово было заключено в восклицательные знаки спереди и сзади: “!Свобода!”
Манифестацию возглавил в полном своем составе “Косостуд” — “Коалиционный совет студенчества”, подняв над собою девиз молодого поколения революционной интеллигенции: “Обновленная Россия воспрянет от ига рабства и насилия”.
Тротуары густо усеяла праздничная толпа. По краю мостовой один за другим шествовали фигуранты с рекламными щитами от многочисленных киевских кабаре-миниатюр: “Интимного”, “Бергонье”, “Аполло”, “Киссо”, “Буфф”, “Пел-мел”, “Би-ба-бо”, “Ки-ка-пу”… Они рекламировали Вертинского, Руденко, Сокольского, Франкарди и мадемуазель Гопля.
Ручьями улиц праздничная толпа стекалась к Крещатику, и тут сразу происходило разделение: солдаты, горничные и мастеровые толкались только по правой стороне; офицеры, чиновники и дамы в шляпах — только по левой.
Однако собирался народ не столько у броских плакатов, сколько у разноцветных анонсов синематографов.
“Шанцер” анонсировал на сегодня сенсационный “Шумной жизни пир” с Лысенко и Мозжухиным; “Синема” — “Разбойника Антона Кречета” по нашумевшему роману Раскатова; “Экспресс” — Макса Линдера в “Паутине любви”; “Люкс” рекламировал гвоздь сезона “Поцелуй сирены” с королевой экрана Верой Холодной и Руничем. Но биоскопы “Новый мир”, “Колизей” и “Шремер”, тонко улавливая политическую ситуацию, объявляли в день свободного волеизъявления демонстрацию эпохальных боевиков по две тысячи метров каждый: “Предатель Мясоедов”, “Тайны императорской фамилии” и “Гришка Распутин”.
Тем временем с Подола прошла манифестация союза официантов под своеобразным лозунгом на плакате “Чаевые оскорбляют достоинство человека”.
Немного погодя начали провозглашать свое самоопределение всевозможные клубы и союзы, расплодившиеся, словно грибы после дождя, за три месяца, минувшие после Февральской революции; эти клубы придавали своему самоопределению недвусмысленный политический характер.
“Южно-русский союз” нес знамя с одним только словом: “Россия!”
“Клуб прогрессивных русских националистов” продефилировал вовсе без знамени. Прогрессивные русские националисты ничего не несли и ни о чем не заявляли. Они шли с пустыми руками и молча. То, что проходят именно члены клуба русских националистов, а не кто-либо другой, можно было, впрочем, сразу определить по медальону, приколотому лацкану пиджака или офицерскому кителю каждого клубмена. Медальон представлял собою маленькую иконку божьей матери с младенцем Иисусом на руках. Впрочем, программа клуба русских националистов была отнюдь не божественной; с нею каждый мог ознакомиться еще четвертого мая на страницах газеты “Киевлянин”:
“Наше знамя — великая Россия, а великой она может быть, пока она неделима… Малороссия может получить только областное самоуправление. Государственным языком сохраняется незыблемо русский… Война должна быть доведена до победоносного конца на условиях присоединения к державе Российской Царьграда и Прикарпатской Руси.”