Мир колонизаторов и магии

— Проходите, Агустин, как команда? Шторм нанёс много повреждений?

— Как раз об этом я и хотел с вами поговорить, капитан.

— Слушаю тебя внимательно, Агустин.

— Дело в том, что шторм нас хоть и потрепал, но незначительно. Как это ни странно, но в основном, благодаря предупреждению этого бывшего пленника пиратов, Эрнандо.

— Чем же он мог помочь, Агустин?

— Он предупредил боцмана, что надо убрать оставшиеся паруса на грот-мачте.

— А что, боцман сам этого не видел?

— Да, он обратил на это внимание, но дело даже не в этом.

— А в чём?

— Дело в том, что он спас марсового Диего.

— Каким образом, он что, тоже бегал в шторм по вантам?

— Да, бегал, и не только. Отчаянный парень, настоящий испанец. Храбрый, сильный и не боится моря, он прирождённый мореход. Теперь я понимаю, чья кровь течёт у него в жилах. Недаром его отец был моряком и даже имел собственное прозвище — Портулан.

— Гм, наш малыш тоже имеет прозвище — Филин.

— Это, наверное, из-за перебитого носа.

— Наверное, — не стал спорить де Сильва, — но прозвище у него не морское, да и дочь не хочет, чтобы он оставался на корабле дальше, как и жена.

— Дочь младшая? — осторожно поинтересовался Агустин.

— Нет, старшая, Долорес. И я уже начинаю догадываться, почему.

— Что ты хотел-то узнать насчёт этого мальчишки, мне докладывают, что он ещё и пьяница.

— Не знаю, — смутился старпом.

— Да, ладно, всё ты знаешь, — отмахнулся от него капитан. — Напился, говорят, с одного стакана разбавленного вина и песни стал непонятные орать.

— Да, с одного стакана, всё верно, только не вина, а рома, да ещё и не разбавленного.

— Как, он смог выпить стакан рома залпом? Ему же четырнадцати ещё нет?!

— Да вот, как-то так, махнул, говорят, его залпом, как воду, и опьянел, конечно, но дальше только песни пел и что-то вашей дочери Мерседес говорил.

— Что за песни?

— Да чужие и непонятные, про ром что-то, а потом и вовсе на варварском языке каком-то, и не английский, и не французский. Никто ни одного слова не понял. Грубый язык, но не восточный.

— Да, странные дела твои, господи. Теперь я ещё больше утвердился в мысли, что с этим юнцом что-то не так, и его обязательно нужно высадить в Гаване. Постой, так что ты хотел-то?

— Хотел, чтобы вы разрешили взять его юнгой на корабль. Да видно, напрасно вас об этом просить.

— Да, я не разрешаю! Как только мы прибудем в Гавану, мы оставим его там, и этот вопрос я не намерен больше обсуждать, ни с кем. Тебе понятно, Агустин?

— Более чем, ваше сиятельство.

И он вышел из каюты, тихо прикрыв за собою дверь. А де Сильва только тяжело вздохнул. Младшая дочь росла непредсказуемой, и такой парень бы ей не помешал, чтобы обуздывать её натуру. Но разница в положении была чересчур велика, и он ей не пара и не ровня, а слугой, как она хотела, такой гордый мальчишка ей никогда не станет.

Да и мало ли что. Сегодня слуга, а завтра…, завтра позора не оберёшься. Пусть себе живёт в Гаване, а дочь пойдёт учиться в университет магии. Там ей мозги вправят, как надо, и он закрыл глаза, размышляя о будущем.

***

Оставшиеся дни я проводил с матросами, внимая их советам и подсказкам. За такое короткое время научиться правильно ставить и убирать паруса я не успел, но и тех знаний, которые мне достались, было достаточно для того, чтобы уметь что-то делать самостоятельно.

Изредка внизу мелькало маленькое цветовое пятно синего или зелёного цвета. Это Мерседес, вырядившись в импозантное платье, с грустью смотрела на море, или снизу вверх на мачты. С ней мы не общались, да и кто я был для этой девчонки. Меня предупредил её отец, и её старшая сестра Долорес, чтобы я держался подальше. Это было так.

— Стой! Спустившись с мачты, я собирался помочь боцману с ненужными канатами, но этот неожиданный окрик остановил меня. Обернувшись, я увидел величественную и надменную девушку. Это была Долорес.

— Чем обязан, донья? — слегка поклонился я.

— Ты?! Ты нам ничем не обязан.

— А тогда зачем мне стоять?

— Затем, что это приказала я!

— Без сомнения, у вас есть на то причины, но я бы хотел узнать подробнее, чем заслужил такое внимание к своей скромной персоне? — учтиво спросил я её.

Эта, без сомнения красивая, девушка чем-то напоминающая мне Нелли Фуртадо, даже растерялась от такого продолжения. Не таких речей она ожидала от презренного гачупина. Ну, а мне? Мне было плевать, что она там думает обо мне. Быстро справившись с собой, она спросила.

— Что ты наговорил моей сестре и что за песни пел на незнакомом языке? Ты пират?

— Нет, донья, я не пират, и это, во-первых. А во-вторых, я не помню ничего из того, что говорил, но насколько я знаю, ничего особенного, что могло бы оскорбить слух благородной младшей доньи. Что же касается песен, то я пел песни собственного сочинения, на выдуманном языке.