Мир, которого нет

— Нет, ты не поняла! Так нельзя рисовать!

— Но мне никто не запрещал…

— Да нет! Человек так не может рисовать!

— А кто может? — озадаченно спросила юная художница.

— Не знаю… но я не могу поверить глазам! Неужели это ты? Знаешь, я в первый момент не понял. Словно какая-то визуальная ошибка. Как будто обычная картина, но что-то неправильно. А потом вдруг бац! — и все стало на свои места. У тебя же по две-три картины в одной, да еще такая игра света. Может, конечно, еще где-то кто-то и умеет так писать, но я никогда не видел. Нет, погоди, дай еще посмотреть, — и он опять повернулся к картинам.

Спустя еще минут пятнадцать, но уже не напряженного, а радостного Шурочкиного ожидания, он все-таки насмотрелся и, восторженно схватив художницу за руки, прошептал:

— Ты сама не понимаешь, что ты творишь! Ты, наверно, ангел, посланный на Землю, чтобы дарить людям радость!

— Да нет, я далеко не ангел! И потом, на небо мне еще рановато! — счастливо рассмеялась Шура. — Но за похвалу спасибо! Я ведь полгода мучилась, пока у меня получаться стало.

— Но откуда ты знала, что у тебя должно было получиться?

— Оттуда же, откуда ты знаешь, что нужно играть на скрипке! — уверенно ответила девушка.

— Ну да, ты права, — согласился Саша. — Я как-то до сих пор сам не задумывался.

Мы с тобой не совсем нормальные.

— Я бы сказала, что даже совсем ненормальные! — продолжала веселиться Шурочка, беззастенчиво наслаждаясь славой в глазах своего первого и пока единственного настоящего поклонника ее таланта.

— Зато мы хорошо понимаем друг друга! — согласился Саша.

Шурочка вдруг поняла, что они стоят вот так, держась за руки, уже несколько минут и ей ужасно не хочется, чтобы он отпустил ее ладони. Наверно что-то промелькнуло в ее взгляде такое, что он тоже вдруг замолчал и, продолжая, не отрываясь, восторженно смотреть в глаза. Их потянуло друг к другу, словно каким-то магнитом. Ее руки еще пытались панически трепыхнуться, а глаза закрылись от страха, но приоткрытые губы уже жадно ждали прикосновения… и дождались. Ее дыхание остановилось, а сердце было готово выскочить из груди. Она опомнилась только, когда почувствовала его руки, сомкнувшиеся на талии.

— Ой! — она выставила руки, упершись в его грудь, и сказала. — Это, наверно, ужасно неприлично! Мы же только второй раз видимся!

— Прости…те, пожалуйста! Вы правы — это ужасно с моей стороны, так приставать к девушке, — Саша от неожиданности перешел на "Вы".

— Ой, а я подумала, что это я тебя поцеловала! — честно призналась Шура.

— Нет, что бы ты ни говорила, но для меня ты ангел, посланный мне судьбою! — наконец выплыл из бури чувств юноша. — Даже если мы больше никогда не увидимся, я видел твои картины, я запомню прикосновение твоих губ навсегда!

— Не надо так говорить! Я ведь тоже слышала твою музыку, и я не смогу больше быть счастлива, не слыша ее хоть иногда…

— Странные мы с тобой все-таки. Никогда бы не подумал, что буду так признаваться в любви девушке, которой не надо будет объяснять свое музыкальное сумасшествие…

— Слушай, не рано ли ты начал объясняться в любви? Ведь это дорогого стоит! — Шурочка с содроганием вспомнила бальных сальных кавалеров.

— Может ты и права, но мне кажется, все уже решилось тогда, когда ты зашла в музыкальный класс. Я тогда и сам еще не понял этого, но твои глаза… я не могу их забыть.

— Да, я тоже почувствовала тогда твой взгляд — в нем не было и капли того, противного веселого заигрывания, что у многих кавалеров на балах. Ты был сам собой. И в тебе не было этого унизительно-снисходительного внимания, которым вечно «одаривают» девушек ухажеры.

— Не хочешь ли ты сказать, что я не заметил твоей красоты? Тогда прости, но я полночи не мог уснуть, вспоминая тебя!

— Да нет! Ты видел во мне не только мою внешность. Как бы это сказать… твой взгляд искал взаимопонимания и поддержки, и я надеюсь, ты нашел ее, — Шура вдруг хитро улыбнулась. — И сейчас ты отработаешь за эту поддержку! С тебя причитается!

Надеюсь, музыкальный класс свободен?

— На что ты намекаешь? — возмущенно возразил Саша. — Я же не в меньшем восторге от твоих картин и сполна отплатил тебе своим восторгом!

— Ну не будь занудой, уступи девушке!

— Ладно, пошли! Скрипка уже заждалась.

Шурочка опрометью бросилась скидывать холсты в угол комнаты, за что заслужила возмущенный вопль:

— Ты что?! Осторожней! Они уже не твои — это достояние народа!

Потом они весело бежали по коридорам, а потом он играл на скрипке, заставляя ее плакать и смеяться, а потом она не могла с собой ничего поделать, как впрочем, и он… и они долго целовались в пустом классе. А вечером Шура поняла, что больше не может ни о чем думать, кроме как о Саше. Она глупо улыбалась, напрасно пытаясь заставить себя осмысленно отвечать на мамины вопросы. Хорошо, что еще не попалась на глаза папеньке. Маменька, конечно, заподозрила что-то такое, но, при их столь интенсивных поисках партии для своей дочери, отнесла это на счет мечтаний о женихах.