— Почему вы слушаете какую-то безумную старуху? Почему верите в то, что она говорит? Жизнь сильнее. И любовь тоже. Хотите правду?
— Не уверен.
— Когда я пришла к вам, мне казалось, что все это блажь…
— Что блажь?
— Ваши отношения с мальчиком.
— Вот и я так думал. Видимо, ошиблись мы оба.
— Знаете что? Вы можете говорить что угодно и верить кому угодно, но он боролся за вашу жизнь, хотя вы были для него никем, а вы сейчас отказываетесь бороться за него, хотя он для вас все.
— Вы…
— Так не убивайте его, что бы ни случилось. Вы просто не имеете права.
Ольга помолчала, а после добавила:
— Не думала, что когда-нибудь скажу вам, но я могу не решиться в другой раз. Выслушайте меня. Если бы я прочитала о подобных чувствах в каком-нибудь романе, я решила бы, что глубина их как художественный прием показана через призму с большим увеличением и такого просто не может быть. Здесь я вижу своими глазами, и знаете, что я поняла? Ваше отношение к мальчику сложно и многогранно. Вы любите его как мужчину, как партнера, как ребенка, как любимую фарфоровую куклу, которую ни в коем случае нельзя разбить. Вы словно украли его у жизни и теперь боитесь, что пропажа может быть обнаружена. Он как нежданный подарок, который вы получили, и вам кажется незаслуженно. Разница в возрасте заставляет вас испытывать к нему более глубокие чувства, чем к равному партнеру. Как бы вы ни удивлялись, но вы два одиночества, которые не могли не найти друг друга, чтобы после не одарить всем, что не давали до того никому. Вам не хватало существа, о котором вы могли бы заботиться, ему — того человека, который хотел бы это делать. Можете отрицать, Рой, но ваша благодарность друг другу не знает границ. Со стороны виднее, поверьте. Я сама никогда не испытывала такой любви. Жаль. Видимо, для этого нужно обладать чем-то особенным.
Рой не смел поднять глаза, монотонно оборачивая на столе пустой стакан.
— Способность любить рождается вместе с человеком, просто нужно слушать себя.
— Наверное, вы правы. Это дар. Поначалу, — продолжила Ольга, — простите, но вы были мне глубоко неприятны и непонятны, пока он не заставил взглянуть на вас другими глазами. Его. Теперь только я понимаю: то, что вы испытываете друг к другу, сильнее вас обоих, и вы смертельно боитесь, что что-то может изменить это.
— Вы — мудрая женщина, Ольга. Спасибо вам, — сказал Маккена, впервые за это время взглянув ей в глаза. Он никогда не замечал, и вдруг увидел ее мягкий янтарный взгляд. Она улыбнулась.
— Вам достался послушный мальчик, которого растил великолепный воспитатель. Жизнь. А еще, — ее голос стал жестче и приобрел повелительные нотки, — вы слишком балуете его. Так и испортить недолго.
Рой тоже улыбнулся. Первый раз в его жизни возникла женщина, и он понял, что хочет… непреодолимо хочет, чтобы она оставалась в ней надолго.
— Хочу спросить вас.
— О чем?
— Вы ведь не уйдете?
— А вы не хотите?
Маккена не ответил, лишь грустно сжал губы.
Время шло, и хотя тревога не покидала Роя ни на мгновение, он держался, как только мог. Старался держаться. Энди был счастлив. Стив хранил нейтральное спокойствие, а Ольга улыбалась внутри себя. Контракты предлагали интересную работу, и Рой с остервенением погрузился в нее. Дело с документами парня двигалось медленно, но Маккена настаивал, и делу этому ничего не оставалось, кроме как хоть как-то двигаться. Энди что-то замышлял, не вылезая из клуба, всякий раз стараясь улизнуть от расспросов. Ольга тоже что-то знала, но молчала, стоя на своем намертво как пуговица. Муза, наконец, вышла из запоя, посетила косметолога и теперь красовалась во всем своем блеске. Как ни странно, но Рой не спорил, соглашаясь на все ее предложения. Работа по выставке бурлила на месте. Всякий раз, сделав что-то, Маккена оставался недоволен, считая, что может лучше. Муза посмеивалась, курила лаковую трубку, качая ногой и накручивая на палец медный локон. Ее это даже забавляло. И все бы ничего, но запах временности и неопределенности тонкими струями пронизывал все вокруг. Обострение внутреннего подсознательного нюха заставляло каждого быть настороже.
Отношение Роя к парню незаметно перетекло в какую-то новую форму. Он истекал нежностью, смешанной с приступами животной страсти. Муза тоже находилась в возбуждении. Легкий волнительный румянец ей к лицу. Ее внутренний художник исполнился вдохновением, и Рою оставалась только повторять движения ее пальцев по глади монитора. Крылья получались великолепные, словно Маккена, наконец, постиг, как они должны быть выполнены для мощных торжественных полетов. Энди придерживался жесткого жизненного графика, сбиваясь лишь на внеплановые притязания Роя. Ольге приходилось не сладко. Теперь она готовила каждому из подопечных отдельно. Маккена, правда, пытался есть спортивный рацион Энди, но вскоре оголодал окончательно, разозлился и плюнул.