Мир лабиринта и костей (СИ)

Да, он справится. Шерая была права, сказав, что он поступит правильно. Несмотря на острое желание доказать, что Гилберт лучше и заслуживает столько же уважения в этом мире, сколько и Фортинбрас, он старался держаться за слова Шераи и не провоцировать конфликт. По крайней мере, не открытый.

Шерая наверняка будет гордиться, узнав, что пусть и ненадолго, но он справился с ненавистью.

— Мы пришли, — объявил Гилберт, чувствуя, как напряжение постепенно оставляет его.

— Пахнет отвратительно, — заметил Энцелад, сложив руки на груди. — Нам обязательно торчать здесь?

— Надо же себя чем-то занять.

Энцелад скептически хмыкнул, оглядев территорию манежа, возле ограждения которого они остановились. Гилберт помнил его большим и ярким, но в Диких Землях вообще осталось мало красок. Выпавший утром тонкий слой снега был перемешан с грязью и песком. Конюхи расставляли низкие ограждения и препятствия, в которых Гилберт не видел смысла. Королевские конюшни, расположенные на территории дворца, были оставлены нетронутыми исключительно из-за желания Фортинбраса — Гилберт знал это. Он также знал, что по доброй воле никто не сунется сюда, но при этом временами здесь могла собраться толпа любопытных зевак. Гилберт так и не сумел выяснить, из-за чего. В его детстве к королевским конюшням подпускали только их, слуг и учителей, которые всегда были готовы помочь. Гилберту казалось диким и неправильным, что теперь здесь мог показаться каждый.

— У нас есть время кататься верхом? — уточнил Энцелад.

— Очевидно, что да, иначе я не понимаю, почему Третий до сих пор ничего не делает. Что-нибудь узнал у Клаудии?

Энцелад скривил губы, бросив на него раздражённый взгляд.

— Ведьма либо постоянно молчит, либо болтает не по делу без остановки. Иногда, когда её кто-нибудь выбесит, начинает болтать с мёртвыми. Говорит, что Диона часто ей отвечает.

Гилберт вздрогнул, ощутив, как волна ледяного страха и отчаяния проползла по спине. Проклятие Клаудии, из-за которого она слышала голоса мёртвых, казалось ему чрезвычайно жутким. Он не понимал в полной мере, как оно работает, но точно знал, что благодаря нему она может в два счёта узнать чужие секреты и использовать их в своих целях.

Его также пугало то, с каким равнодушием Энцелад говорил об этом. Будто речь шла не о Дионе, которая необъяснимым для Гилберта образом отвечала Клаудии.

— Ты жалеешь, что не остался во Втором мире?

— Я не настолько слаб, чтобы жалеть об этом.

— Ты знаешь, о чём я.

Гилберт вдруг ясно осознал, что никогда не говорил с Энцеладом наедине, только в присутствии Дионы или Шераи. У них никогда не было достаточно откровенных разговоров, исключительно приказы со стороны Гилберта, которые Энцелад не оспаривал даже в том случае, если они казались совершенно бессмысленными. Кэргорские рыцари всегда отличались преданностью, беспрекословным подчинением и уверенностью в том, кому служили. Каждый день Энцелад доказывал, что его клятва не подлежит сомнениям, но Гилберт принимал это как должное.

Он запутался. Он окончательно запутался и не понимал, кем является на самом деле, кто друг, а кто враг. Он даже не понимал, почему Энцелад до сих пор рядом. Он игнорировал Гилберта в первые дни после смерти Дионы, фактически ни во что не ставил, и его поведение было законным основанием для соответствующего наказания, которое Гилберт так и не вынес.

Может, поэтому он и терял свою власть? Не было достаточно строг тогда, когда это нужно, и… «Нет, — тут же возразил себе Гилберт. — Это не так. Ты всё сделал правильно».

Он не поощерял слепое подчинение, и потому хотел знать, не жалеет ли Энцелад о своём решении. Если бы ещё во Втором мире он сказал, что не согласен защищать Клаудию, Гилберт бы нашёл другого рыцаря. Он никогда не отдавал приказ, зная, что Энцелад не сможет его выполнить.

Но чем дольше Гилберт находился в Омаге, тем яснее понимал, что именно это и сделал. Он настолько полагался на Энцелада, что уже не воспринимал себя без него. Если Энцелад был рядом или наблюдал за кем-нибудь, на кого Гилберт указал, ему самому было спокойно.

— Тебе нужен был человек, чтобы следить за ведьмой, — наконец сказал Энцелад. — Есть кто-то лучше меня?

— Но ты не хочешь этим заниматься, да?

— Если это может приблизить нас к победе над демонами и Иснаном в том числе, неважно, чего я хочу.

— Думаешь, он сможет открыть Переход сюда? Или что он уже открыл его?

Энцелад вдруг улыбнулся, показав зубы, и Гилберта пробрала дрожь.

— Даже если так, я буду ждать его, — сказал рыцарь. — Пусть только попробует сбежать в этот раз — разорву голыми руками.

Энцелад никогда не был особо эмоциональным, и Гилберт впервые слышал в его голосе так много злости и ярости. После похорон Дионы все эмоции Энцелада будто разом выключились, и они не проявлялись даже в моменты, когда, Гилберт был уверен, он мог потерять терпение.

Это пугало его даже сильнее, чем проклятие Клаудии. Гилберт просто не представлял, как помочь Энцеладу, и чувствовал себя отвратительно.

— Надеюсь, что Иснана всё же нет в этом мире, — рассеянно пробормотал он.